К началу апреля на Славянском направлении наши войска продвинулись на запад, заняли станицу Троицкую и вышли к реке Кубань. Поставленная задача перед 3-им и 4-ым батальонами в районе станицы Славянской была выполнена. По решению командования фронта на Троицком направлении оставался только один наш 5-й батальон майора Стрельникова, а 3-ий и 4ый батальоны были переброшены западнее станицы Ивановская, на рубеж реки Кубань в районе Красного леса. Этим двум батальонам была поставлена задача - построить по правому берегу реки Кубань, включая Красный лес, двухполосный оборонительный рубеж с развитой системой дзотов, огневых позиций артиллерии, миномётов, пулемётов, траншей, ходов сообщения и командно-наблюдательных пунктов. Впереди, на левом берегу реки Кубани, недалеко от её берега занимало рубеж незначительное количество наших войск. Никаких готовых мостов и переправ на этом участке реки Кубань не было, и задачи об их оборудовании перед нами не ставилось. На правом берегу также кроме наших двух батальонов других войск не было. Приказ есть приказ. Проведя рекогносцировку, определив систему и места сооружений, приступили к делу. Лесоматериал, хотя и на корню, но был под рукой, нам разрешили его использовать. Большая часть территории была покрыта водой от весеннего разлива рек Кубани и Протоки, но вода постепенно спадала, грунт в окрест в основном был песчаный. Из штаба фронта нас не посвятили, для какой цели нужен этот рубеж, но потребовали работы вести максимально скрытно, а сделанное тщательно маскировать. По опыту сами мы предполагали один из трёх возможных вариантов: первый - предполагается контрудар противника на удобном для них направлении, второй – наше командование создаёт надёжный плацдарм, с которого собирается нанести удар по противнику, третий – ввести противника в заблуждение о месте нашего главного удара. Ведь наступление наших войск, по сути, не прекращалось, но продвижение было очень незначительным. Для нас затруднялось управление батальонами и связь с ними. Теперь они были в трёх районах, разбросанные вдоль всего фронта.
Штаб нашей бригады во главе с его начальником подполковником Сергиенко работал слажено и надёжно. Неплохо работали все службы тыла бригады. Хорошо работал политотдел бригады, возглавляемый уже немолодым, но очень энергичным и опытным политработником майором Кизимом. Всё это давало нам с комбригом Визировым возможность чаще бывать непосредственно в частях, хорошо знать положение дел в них, на месте лично проверять и помогать выполнять поставленную им задачу. Личное пребывание в частях, способствовало своевременному обнаружению и устранению недоработок и упущений в работе штаба и особенно служб тыла бригады.
От штаба бригады, который находился в станице Ивановской, до батальонов было немалое расстояние и, к тому же, распутица лишала возможности пользоваться автотранспортом. Поэтому широко использовался верховой конный транспорт. Мы заимели достаточное количество верховых лошадей и даже имели на маршрутах небольшие пункты, на которых с машин пересаживались на лошадей или, наоборот, в зависимости от обстановки. В общем, на Кубани я основательно освоил верховую езду и стал неплохим наездником. При выездах в батальоны края, добираться до них часто приходилось, попадая под сильный огонь противника и не только у переднего края, но даже на сравнительно дальних подступах к нему.
Утром 10-го апреля, мы с комбригом выехали из Краснодара на его легковой машине М-1 во 2-ой батальон, который выполнял задачу севернее ст. Холмской. В этом батальоне и на этом его участке мы уже бывали. Дорога туда поддерживалась и была проходимой и для нашей машины. У Холмской нам надо было делать вправо очень крутой поворот к железно дорожному переезду. Железная дорога здесь проходила по насыпи метров 6 высотой, подъём к переезду, следовательно, тоже шёл по насыпи. Через этот переезд шло большое количество автотранспорта и повозок. Немцы, решив сорвать здесь продвижение наших автоколонн, начали вести по переезду массированный арт. огонь. Приближаясь к предстоящему нам повороту на железнодорожный переезд, мы увидели по сторонам от дороги и в поле много машин, а в районе переезда были слышны мощные разрывы снарядов. Мы, конечно, остановились и выяснили, что немцы уже с рассвета ведут артобстрел зоны переезда, были подбиты несколько автомашин. Часть машин повернули и ушли, видимо искать другой переезд, а часть рассредоточилась и выжидает прекращения артобстрела.
Выждав некоторое время, мы с Визировым установили, что обстрел ведёт не менее дивизиона 75-мм калибра. Стреляют залпом, причём между залпами выдерживается примерно трёхминутная пауза. Вот в эту паузу мы и решили проскочить через переезд. Подъехали вплотную к зоне обстрела, не глуша двигателя, выждали окончания разрывов снарядов, по команде Визирова - « Вперёд», увеличивая скорость машины, рванулись к железнодорожному переезду. Нормально выскочили на подъём, а вот при крутом повороте уже на самом переезде машину вдруг занесло влево, она, переворачиваясь, покатилась с дорожной насыпи и остановилась внизу перевернутой вверх колёсами. Прошло какое-то мгновение, мелькнула мысль, что это конец, но вот подал голос Визиров, значит живой, а затем услышали стоны тяжело раненого водителя Виктора Суркова. Из машины лежащей вверх колёсами в выемке с болотистой водой, мы сами выбраться не могли. Помочь могли находившиеся в отдалении шофера ждавшие прекращения обстрела, но никто к нашей машине не спешил, кончалось время паузы, а затем вокруг начали рваться снаряды очередного артналёта. К нашему счастью после этого залпа обстрел на некоторое время прекратился, а прибывшие к нам на помощь люди высвободили нас.
Почему нашу машину занесло, и мы оказались в таком критическом положении? В связи с тем, что подъезды к железнодорожному переезду с обеих сторон были сильно повреждены снарядами, бомбами, размокшими от дождей и разбитыми автомашинами, накануне ночью дорожники засыпали эти места толстым слоем морского ракушечника. Мы, конечно, об этом не знали. А при резком повороте и на большой скорости этот ракушечник нас и подвёл.
В этой ситуации тяжёлые повреждения получил водитель рядовой Виктор Сурков. У него была сломана левая рука, а при последнем артналёте голову достал осколок. В тот же день в госпитале г. Краснодара ему сделали операцию. Мы с комбригом нахватали различных ушибов. Снова досталось моей голове. В госпитале мы не остались, о полученных ушибах начальству не признались, но неделю лежали не вставая, я у себя в ст. Ивановской, а комбриг на квартире у знакомых в Краснодаре.
Правильно или нет, поступили мы с Визировым, решившись в этом случае на риск? Мы считали что правильно. Другого пути в этот батальон тогда не было. Нас подвела ракушка, но всё же затем что не удалось, нам делали другие. Следовательно, наша попытка сыграла положительную роль. Этот переезд ещё несколько дней использовался нашими войсками. Не раз ещё проезжали его и мы. На фронте ещё много раз приходилось сталкиваться с различного рода опасными для жизни ситуациями, но видимо мне в жизни везло.
Ещё южнее, на левом фланге 56-ой армии шли непрерывные, упорные бои за ст. Неберджаевскую. Неберджаевский узел обороны немцев являлся одним из мощных опорных пунктов на южном фланге их «Голубой линии». Он прикрывал подступы к Новороссийску с востока, проходил по очень удобной для обороны горно-лесистой местности. Господствующие высоты позволяли немцам создать многослойную систему всех видов огня, сильно развитую сеть противотанковых и противопехотных заграждений, дзотов, лесных за - валов, минных полей, фугасов и проволочных заграждений.
Задачу по прорыву Неберджаевского рубежа обороны немцев выполнял 3-й горно-стрелковый корпус с приданными ему средствами усиления и в их числе нашим первым сапёрным батальоном майора Кондратьева. Неоднократные попытки овладеть районом Неберджаевки успеха не имели. Корпус атаковал, нёс большие потери, а прорвать оборону врага пока не удавалось. Тяжело пришлось здесь и нашему первому батальону. В обстановке шкального наземного огня и бомбёжек сапёры, в большей части ночью очищали для танков и пехоты подходы к переднему краю от мин противника, разбирали завалы, делали проходы в проволочных заграждениях и т.д. Батальон нёс здесь немалые потери. Образовалась и росла братская могила. Недалеко от переднего края, в покрытой лесом предгорной долине располагалась служба тыла батальона. Здесь же был оборудован лагерь, где в период затишья и перерывов между боями могли отдохнуть и привести себя в порядок солдаты и офицеры. Для укрытия людей от бомбёжек и артналётов были построены так называемые «горные щели». Дело в том, что отрыть обычные щели здесь из-за каменистого грунта было невозможно, поэтому из брёвен, минимум в два наката, ставили рассредоточено деревянные шалаши, которые защищали людей от осколков. Длительное пребывание на одном месте, позволило постепенно оборудовать здесь своеобразный укрытый лесом лагерь, в котором оборудовали баню, хорошо наладили питание, отдых и даже культ. обслуживание личного состава. Получилось так, что в этом лагере, правда, случайно, поездом побывал первый заместитель Верховного Главнокомандующего, маршал Советского Союза Г.К.Жуков. Но подробнее об этом расскажу несколько позже.
Чтобы продолжить своё повествование о дальнейшем нашем непосредственном участии в боевых действиях, предельно кратко вспомню об общей ситуации сложившейся к середине апреля на Северо-Кавказском фронте. В конце марта было объединено командование Черноморской группы в единое командование Северо-Кавказского фронта. Немцы продолжали упорно удерживать Новороссийск и усилили свои оборонительные действия по всему рубежу «Голубой линии». Предпринятые в период апреля нашими войсками наступательные действия на южном крыле фронта и несколько раз в направлении ст. Крымской оказались безуспешными. Такое положение на Северо-Кавказском фронте видимо обеспокоило Ставку и Верховного Главнокомандующего. Поэтому они решили разобраться с положением дел на месте. Вскоре нам с Визировым стало известно, что 18-го апреля в штаб Северо-Кавказского фронта прибыл Г.К. Жуков. 20-го апреля мы с Визировым вернулись из нашего 1-го батальона, где были очевидцами плохо организованного командованием 3-го стрелкового корпуса ночного штурма Неберджаевки. Замысел был таков. После короткой артподготовки, в 2 часа ночи танковый полк и следующая в плотную за ним пехота атакуют, прорываются через Неберджаевскую на западную её окраину и закрепляются на занятом рубеже. В случае удачного исхода этой операции планировалось расширить наступление и полностью ликвидировать Неберджаевский оборонительный рубеж немцев на Новороссийском и Верхнебаканском направлениях. Но этот замысел не удался. Мощно атакуя на большой скорости, танки вышли к середине станицы. Здесь пропустив танки, немцы отсекли нашу пехоту от танков, остановили её продвижение, вынудили залечь. Обнаружив отрыв своей пехоты, командир танкового полка решил развернуть полк обратно, соединиться с пехотой и повторить атаку. Уже рассветало. С наблюдательного пункта командования дивизии и корпуса заметили движение с запада в боевых порядках танков. Не разобравшись в обстановке и решив, что это танковая контратака немцев, приказали открыть по ним огонь артиллерии. Когда же разобрались, было уже поздно, задуманная операция была сорвана. Что касается нашего батальона, то он поставленную задачу по обеспечению этой операции выполнил полностью. К началу атаки были разминированы и обозначены проходы для танков и пехоты, проходы в проволочных заграждениях и т.д. Больше того, вопреки строгому запрету высшего командования, использовать сапёров частей Р.В.Г.К. не по их прямому назначению, командир корпуса приказал комбату майору Кондратьеву один сапёрный взвод посадить на танки для сопровождения их в наступлении. Приказ есть приказ и его наш комбат выполнил. Но как мог командир корпуса додуматься до этого. Ведь танкисты в атаке находятся внутри танка, прикрытые бронёй, а сапёры ничем не защищённые сверху на танках. Так был потерян весь взвод, а с ним и его командир лейтенант Сорин. После этого боя под Неберджаевской наступило некоторое затишье. Наш батальон получил возможность отдохнуть и привести себя в порядок
Вернувшись в штаб бригады, мы узнали, что нас, т.е. комбрига и меня на 21-ое к 10 часам вызывает командование в район предгорья, которое в нескольких километрах юго-восточнее от ст. Абинской и довольно близко от Неберджаевской, откуда мы только что вернулись в Ивановскую, одолев около 150 км тяжёлого дорожного фронтового пути. Рассчитав все трудности нашего пути, мы выехали пораньше и уже к 8 часам подъезжали к ст. Абинской, перед которой нам надо было повернуть налево. В это время мы увидели, как идущие впереди и сзади нас машины начали сворачивать с магистральной дороги и, преодолевая кюветы, на большой скорости разъезжались в разные стороны. Съехав на обочину, мы остановились, выйдя из нашей эмки, услышали мощный гул и увидели приближающиеся с запада армады бомбардировщиков. Протолкнув машину через кювет и проехав несколько десятков метров, мы втиснули её в какую- то не то канаву, не то выемку, а сами легли недалеко от машины. И началось. Немецкие бомбардировщики шли волна за волной и, начав с восточной окраины, разрушали поочерёдно улицы ст. Абинской. Отбомбившись, самолёты, снижаясь, вели пулемётный огонь по станице, дороге и отдельным машинам. Так продолжалось ровно полчаса, потом бомбёжка прекратилась, и появились несколько наших истребителей. Для нас всё обошлось благополучно и мы даже несколько раньше прибыли в указанное место. Местом этим была большая поляна, окружённая со всех сторон высоким и густым лесом. Перед поляной нас встретили, показали куда пройти. Машину отправили на место стоянки в укрытие. На поляне мы увидели группу генералов и офицеров и среди них самого высокого, командующего 56-ой армией генерал-лейтенанта Гречко. Мы ему представились и стали ждать дальнейшего. О цели нашего вызова мы не знали, спросить у Гречко не решились, но от других услышали, что должен быть Жуков. Вскоре Гречко подал команду всем подойти и стать в шеренгу по четыре, указав, что он правофланговый. Мы с Визировым стали на левом фланге. Наконец появился «Вилисс», из которого вышел Г.К.Жуков. Гречко доложил ему о прибывших на совещание. Выйдя к середине шеренги собравшихся, Жуков негромко поздоровался и начал говорить.
Раньше я Жукова видел только в кинохронике, знал о нём по печати, рассказам и вот такая встреча и возможность видеть его рядом слушать его живое слово. Говорили о нём многое и всякое. Главное в этих характеристиках сводилось к одному, что это талантливый полководец, да и что об этом толковать, Жуков был первым заместителем Верховного Главнокомандующего – Сталина. Что касается других его личных качеств, то говорили и не лестное, что он груб, бывает даже жесток и якобы недолюбливает политработников. Бросилось в глаза хмурое выражение лица Жукова. Разговор он начал с вопроса о том здесь ли командир 3-го стрелкового корпуса, тот вышел из строя и представился. Жуков в резких и грубых выражениях обругал комкора и, объявив о снятии его с должности, обращаясь к командующему 56-ой армией генерал-лейтенанту Гречко, приказал, дать этому теперь уже бывшему комкору в руки автомат и направить в штурмовой батальон (штрафной офицерский) на должность не выше командира роты. Затем был вызван командир дивизии этого корпуса, который руководил Неберджаевской операцией. Его постигла та же участь что и командира корпуса, но только ему приказывалось дать в штурмовом батальоне не больше взвода.
Затем Жуков подверг резкой критике плохую организацию наступательных действий наших войск на этом направлении и дал указание как их устранить. Здесь же мы узнали о том, что Жуков перенёс намеченное ранее очередное наступление 56-ой армии на Крымскую с 20-го на 29-ое апреля. В этом наступлении привлекались наши 1-й и 2-й сапёрные батальоны.
Встреча с Жуковым была короткой, заняла всего около часа и нас отпустили. Мы с Визировым планировали после совещания снова вернуться в 1-й батальон и поработать в нём пару дней. Но план наш неожиданно изменился. Оказалось, что в этот день на 20 часов нас вызывают в штаб фронта в Краснодар для вручения нам с Визировым правительственных наград- орденов « Красная Звезда». Поэтому план наш изменился. Мы тут же выехали в находившийся почти по пути 2-ой батальон, а затем к 20 часам были в Краснодаре, где после вручения нам наград остались ночевать, а утром выехали в 1-й батальон под Неберджаевку, но не по главной магистрали, а от ст. Холмской влево просёлочной дорогой по покрытому густым лесом крутому предгорью. Дорога была вполне проходимой и без встречных машин. До расположения батальона оставалось уже около трёх километров, как вдруг из за поворота навстречу нам выскочил виллис. Наша эмка и виллис резко притормозили и остановились. Просёлочная дорога в этом месте была настолько , а по сторонам такие крутые спуск и покрытый лесом подъём , что разминуться машинам показалось невозможным. Мы с Визировым сразу поняли, что перед нами какое-то большое начальство. Выскочив из машины, и пройдя несколько шагов к виллису, мы оторопело остановились, узнав в сидящем в виллисе маршала Советского Союза Г.К.Жукова. У меня мелькнула мысль, как освободить дорогу для маршала? Поняв видимо нашу растерянность, Жуков поднял и резко опустил руку, дав нам понять, чтобы наша машина оставалась на месте. Первым, как и положено, к Жукову подошёл и представился Визиров, затем я. Мне представлялось, что сейчас последует приказание убрать (перевернуть) нашу эмку и освободить дорогу для маршала, а выполнить такое приказание было кому. За машиной Жукова стояло ещё несколько виллисов с людьми в форме пограничников - охраной маршала. Но этого не произошло. Указав нашей машине стоять на месте, маршал приказал повернуть свою и другие сопровождавшие его машины и задним ходом съехать на спуск настолько, чтобы мимо их передков могла пройти наша эмка. Виллис оказались как бы на дыбках, но сорваться вниз они не могли, сзади их стояли мощные стволы деревьев, а обратно на дорогу их подтолкнули солдаты. Когда пропустили нашу эмку и виллис маршала выехал на дорогу, он подозвал нас с Визировым к себе. Состоялся такой разговор. Это Ваши сапёры расположены внизу в долине, где я только что проезжал? Наши ответили мы. У Вас в батальоне нет должного воинского порядка, продолжал маршал, у офицеров на погонах нет знаков различия. Мне представился начальник штаба, назвав себя капитаном, а звёздочек на погонах у него нет, почему?
Мы начали объяснять, что погоны выдают нам без звёздочек, а самим достать их негде. «Никаких отговорок, - заявил Жуков, чтобы положенные знаки различия были у всех. Следующий раз буду проезжать, и не увижу их, виновным не поздоровится». Лагерем 1-го батальона и особенно горными щелями маршал остался доволен. Затем маршал потребовал от нас, чтобы не давали сапёров сажать на танки. Сапёров надо беречь, сказал он, их долго и нелегко готовить. Если кому нужны сапёры для сопровождения танков в наступлении, тогда пусть сажают их не на танки, а берут во внутрь танков. На эти нарушения идут и некоторые большие начальники, но вы смело и настойчиво возражайте, ссылайтесь при этом на меня, что это мой приказ. Пожелав нам новых боевых успехов и попрощавшись, маршал уехал, а мы, находясь под сильным впечатлением от этой встречи, ещё некоторое время постояли в волнующем нас раздумье и поехали в батальон.
В батальоне всё было в движении. К нашему удивлению у начальника штаба батальона капитана Лушникова на погонах уже сверкали звёздочки. Втык маршала заставил шевельнуть мозгами. Отличным материалом для звёздочек, стали банки из-под американской тушёнки. Нашлись ножницы, олово и паяльники.