«Водитель, который меня через Ладогу вез...»

Посвящается моему деду, ветерану Великой Отечественной войны

Владимиру Семеновичу АНАНЬИНУ.

«Это тебе лисичка из леса передала», — говорил отец пятилетней Нине, протягивая сухарик. А она, катаясь на лыжах во дворе дома, макала сухарь в белоснежный снег, с удовольствием смакуя, и думала, что на свете нет ничего вкуснее. Отца Нина очень любила, всегда ждала его и, заслышав шум мотора, бежала встречать к калитке, когда он приезжал на грузовике из «пехотки»*. Папа всегда привозил ей гостинцы. Он угощал ее, и, глядя, как она кладет очередной сухарик в рот, всегда вспоминал маленькую девочку, которую угостил таким же сухариком в марте 43-го. Эти воспоминания волновали его...

Шла война. Как и миллионы других советских граждан Владимир Ананьин был призван в армию в марте 1942 года. Его военная служба началась в 526-й отдельной автороте подвоза 18 Мгинской Краснознаменной ордена Суворова 2-й степени дивизии. Сразу после формирования дивизия поступила в распоряжение Командующего Сталинградским фронтом. Затем был Ленинградский фронт. Замерзшая, продуваемая жуткими ветрами Ладога... Ледовая дорога, названная «Дорогой жизни». Каждый день рядовой Ананьин ездил по ней в осажденный Ленинград, везя на своей полуторке продукты и топливо. А обратно — измученных голодом и холодом людей. Два рейса – минимальная норма для военного шофера. И к каждому рейсу готовились, как к бою. На скользком льду машина плохо управлялась. Лед трещал, прогибаясь под ее тяжестью, поэтому ехали со снятыми дверьми, чтобы в случае провала успеть выбраться из тонущей машины. Для многих водителей холодная Ладога стала могилой.

В один из таких рейсов Ананьину пришлось везти из Ленинграда детей, которые остались без родителей. Детей усаживали в полуторку, укутывали, Владимир тоже помогал. Он брал малышей на руки и подавал в кузов, где их принимали уже воспитатели, рассаживая на дне грузовика. Запомнилась девочка: глаза голубые, личико маленькое: «Сколько тебе лет, спрашиваю, а она даже ответить не может — на пальчиках показывает. Неужели восемь? Мать честная! Я думал четыре... Сунул руку в карман — нет ничего, только черный сухарь. Я его обломил и дал ей в ротик кусочек, а она с таким наслаждением его потянула, как леденец».

— Папа, папа! Еще сухарик есть? — голос дочери вывел Владимира из тяжелых фронтовых воспоминаний.

— Папа, папа! Ты опять о той девочке думаешь? А как ее звали? Вспомнил? — отец никогда не говорил дочери, что не успел спросить ее имя. Он передал девочку воспитательнице, и взял на руки другого ребенка, потом третьего, четвертого… Подошел командир, посмотрел в кузов. «Больше нельзя», — сказал он. – Машина переполнена. Другие заберут», — продолжил он, виновато глядя на детей, которым не хватило места.

Машины одна за одной съезжали на лед и уходили, соблюдая дистанцию. Немного отъехав, шофер выглянул и посмотрел назад. На берегу озера осталось около тридцати детей и одна воспитательница. Они глядели вслед колонне и махали руками, прощаясь.

У В.С. Ананьина 13 наград. Среди них — орден Отечественной войны 2 степени, медаль «За боевые заслуги», медаль «За оборону Сталинграда», медаль «За оборону Ленинграда», медаль «За победу над Германией», медаль Г. Жукова.

*Пехотка — «Рязанское пехотное училище имени тов. Ворошилова» (1937 г.). Сегодня «Рязанское гвардейское высшее воздушно-десантное командное училище имени генерала армии В.Ф. Маргелова».