Сергей Григорьевич родился в д. Тоскинеево Чебоксар­ского района Чувашской АССР в семье потом­ственных   мастеров-шерстобитов. В 1910 году его отец был награждён золотой медалью на Всероссийской выставке сельскохозяйствен-ных машин. В 1918 г. семья переехала в город Казань. В 1927 г. Сергей Григорьевич, окончив среднюю школу №14, посту­пил в авто-мобильную школу, которую окончил. С 1929 по 1939 годы работал водителем на Казанском механическом заводе № 40, активно сотрудничал в заводской многотиражной газете. В 1939 г. окончил Казанский автодорожный техникум при НКВД. В 1939-1941 гг. преподавал специ­альные дисциплины в автомотоклубе при Комитете по делам физкультуры и спор­та СНК ТАССР. В 1941 г. Ананьев С.Г. был мобилизован в РККА Сталинским РВК г. Казани. В составе 64-й отдельного истребительно-противотанкового дивизиона 18-й Татар­ской стрелковой дивизии был направлен на фронт в качестве водителя. 1-го июля рота заняла оборону на Днепре, в 15 км от г. Орша. 9 июля 1941 года основные части дивизии вступили в бой. К 11 июля вражеские войска переправились в неприкрытом стыке севернее Шклова, и дивизия оказалась в окружении. Плацдарм южнее Орши дивизия ликвидировала. Из воспоминаний Г. Гудериана, командира 2-ой немецкой танковой группы: «Между тем выяснилось, что 17-я танковая дивизия южнее Орши натолкнулась на столь сильного противника, что оказалось нецелесообразным продолжать наступление дальше на восточном берегу с небольшого, только что захваченного предмостного укрепления». 
    Имеется «Выписка из именных списков безвозвратных потерь личного состава частей и соединений Красной Армии»: …, 64 противотанковый дивизион, красноармеец, шофер, 1908 г.р., уроженец д. Тоскинеево Чувашской АССР; призван Сталинским РВК г. Казани; переписка прекратилась 26 июля 1941 года; считать пропавшим без вести в августе 1941 года; жена: Ананьева Зоя Федоровна, проживает в г. Казань, Киров пер. 6-1. 
   В начале 1944 года Зоя Федоровна получила извещение. Но Ананьев Сергей Григорьевич оказался в фашистском плену. Трижды бежал из неволи. Последний раз больной и обессиленный в 1942 году был пойман и угнан в Германию, в город Вурцен. Испытал страдания и муки фашистского пле­на. В апреле 1945 г. освобожден американским войсками. Дважды переходил линию фронта, пока не попал к своим частям в районе реки Мульди. Пройдя про­верку в НКВД, был направлен в 217-й гвардейский полк 80-й стрелковой дивизии водителем. После войны, больной, измученный, но не сломленный, вернулся на Родину. В 1945-1953 гг. занимался преподавательской деятельностью в автоклубе в г. Казани. В 1961 г. окончил Казанский сельскохозяйственный институт и работал ассистентом по специальности «Механизация процессов сель­скохозяйственного производства» на кафедре тракторов и автомобилей до 1968 года. Награжден медалью «За оборону Ленинграда», юбилейными медалями.

Из воспоминаний ветерана: Великое слово. 
   «Майор сверлил глазами по карте. Да, это река Мульда, самый центр Германии. Дальше на юго-запад в сорока километрах - небольшой городок Гримма. 
   По данным разведки там, в оставленных немцами казармах, собрались военнопленные, бежавшие из лагерей  во время бомбёжек. Семь тысяч русских, поляков, болгар, сербов, французов ждут решения своей судьбы. Разведка донесла, что Гримма занята американскими войсками, и командование проводит усиленную агитацию среди военнопленных. Война кончится не скоро. Всем желающим можно остаться здесь. Вы получите работу, квартиры, право жениться. Получите землю и скот. Русским можно вернуться на Родину, но путь домой только через Америку. 
   Майору было известно, что очень немногие согласились на эти предложения. Основная масса этих измученных людей, потерявших всякую надежду на возвращение - ждала. Вот в этот лагерь был направлен майор. Он напряжённо думал. Вчера командующий сказал, что основная трудность задания не в преодолении плацдарма, где нет наших войск, а в могуществе слов, которые должны определить истинное положение военнопленных. Поэтому в тыл к врагу направляется не разведчик, а сотрудник армейской газеты, кандидат философских наук. И майор понимал это. Он знал, что люди, к которым он едет, возбуждены, насторожены, что кроме слова он не вправе применить никакого оружия, что речь должна быть краткой, ясной, не допускающей двоякого понимания или неоправданных обещаний, что толпа интернациональна и больше половины людей не поймут русскую речь. Не поймут и все остальные. «Есть такие слова, - думал майор, - которые надо беречь, как праздничный костюм. Иначе от частого употребления они теряют свою свежесть, своё истинное значение. Они становятся морально изношенными».  
   В смотровой щели показались красные черепицы крыш, серые стены домов и апрельская зелень деревьев. Упругая скорость танка и его мерное раскачивание успокоили нервы. Танк входил в Гримму. На огромном плацу, выложенном брусковым камнем, ещё с рассвета шумела  многотысячная толпа. На крышах казарм, на стенах и около ворот тёмными силуэтами маячили американские часовые. Беспокойны и возбуждены были люди. Разговор и выкрики на разных языках, жесты - там, где не помогали слова, но ни шуток, ни смеха. И вдруг какая-то непреодолимая сила заставила всё затихнуть. Всходило солнце. Его не было видно за крышами зданий, но восход чувствовался повсюду: заблестели глазницы окон верхних этажей, стены казарм стали кроваво-красными, часовые превратились в вооружённых чудовищ. И кто-то неведомый, ловкий и хитрый воспользовался этой тишиной. 
   «Братья! Чего вы ждёте? Вот придёт русский танк. Наговорят вам кучу обещаний, переманят на свою сторону, а там Сибирь, каторга, шахты, многим виселица...» 
- Это тебе виселица, предатель! 
- Братья! Будьте благоразумны. Россия прокляла вас. Вы изменники Родины. Вашим семьям - позор и ссылка. Не поддавайтесь красной агитации. Забудьте свои имена и фамилии. Идите с нами. Перед вами свобода, жизнь, труд, счастье. 
Тяжелые железные ворота казармы медленно раскрылись, и часовые ушли. За воротами голубело чистое небо: молодая зелень полей, уходящая полоска шоссе, обсаженная яблонями, неудержимо тянули к себе. Сделай шаг - и ты на свободе. На решётку ворот, цепляясь исхудавшими пальцами, еле взобрался худой и лохматый человек: - Не верьте ему, изменнику. Я сам сибиряк и для меня нет краше земли на све­те, чем Сибирь! 
Возник гул мотора и лязганье гусениц. Толпа замерла. В ворота осторожно вхо­дил танк с красными звёздами на бортах с зачехлённым стволом пушки и откры­тыми люками. Танк встал, и слышно было, как потрескивают остывающие вы­хлопные трубы. На броню вышел майор в новой армейской форме. Он сделал шаг вперёд, протянул руку и сказал одно только слово: «Товарищи!». Огромной серой волной вся толпа упала на колени. 
В этом единственном слове было всё - и возвращённая Родина, вновь обретён­ная семья, право борьбы с ненавистным врагом, ожидание труда, жизни. Это слово было понятно всем - итальянцам, французам, сербам. Даже американские часовые поняли его и сняли руки с автоматов. 
- Встаньте, товарищи. Я передам Родине ваше спасибо. Родина ждёт вас. Ваши жёны и дети, матери и отцы, ваши братья и сёстры передают вам свои сердечные слова. И они ждут вас. Я остаюсь с вами. Здравствуйте, товарищи!» и майор сошёл с танка в толпу». 
    До сих пор в «Книге Памяти» Республики Татарстан, том 11, увековечено имя нашего земляка: …, 1908 г.р., Чувашия, моб. Сталинским РВК г. Казани, красноармеец, 64 пдн, умер в плену 08.1941 года. Теперь мы знаем, что он выжил. Возможно, у Сергея Григорьевича были и братья, о судьбе которых мы пока не знаем?