22-34-34                                                                                             31.01.2005 г.

Закарпатские высоты

Сентябрьским вечером сорок третьего года Тувак-Назар, 19-летний помощник моториста‚ дольше обычного задержался на палубе баркаса. Подошёл к носовому кнехту‚ потуже затянул узел и ещё раз проверил надёжность каната, переброшенного с судна на причал. О своём решении уйти на фронт молодой рыбак никому не сообщил, но просьбами об этом успел крепко досадить начальству. И капитан‚ и бригадир артели, и сам председатель колхоза имени Калинина, где работал Тувак, не раз предупреждали его не делать этого и разъясняли‚ что бронь ему выдана не за просто так: рыбацкий труд сродни боевому‚ a в военное время - тем более. Армии, говорили они, нужна наша рыба: без пищи много не навоюешь.

Тувак присел на сети‚ уложенные в кружок рядами один над другим и задумался. Исчезнуть ‚ не сказав никому‚ опасно: не геройством ‚ а дезертирством сочтут его поступок по одной лишь только причине, что весь колхозный флот, включая парусные лодки и лёгкие мотоботы, зачислен в отдельный дивизион и подчинён красноводскому гарнизону. Проездных документов не выдадут, а без них‚ что сбежать и‚ значит, рискнуть не только собой, но и подставить под удар родных и близких: время суровое‚ строгое. Всё это Тувак хорошо понимал умом, а сердце требовало другого: ему было стыдно "отсиживаться" дома‚ когда его сверстники бьют и гонят врага на всех фронтах и ничего с этим он поделать не мог.

Из задумчивости вывел бригадир, который попросил помочь разгрузить в городе полуторку с рыбой. Предложение бригадира Тувак принял как знак судьбы; он быстро согласился‚ и все сомнения исчезли. Перемахнув через борт грузовичка, Тувак весело помахал руками провожающим рыбакам и с лёгким сердцем отправился в путь.

На рыбокомбинат прибыли ночью, а утром задержались на базе рыбакколхозсоюза. Тувак воспользовался передышкой с пользой для своего дела и пришёл не на призывной пункт военкомата (там он обил все пороги, выслушивая вежливый, но твёрдый отказ), а сразу к коменданту железнодорожного вокзала и изложил свою просьбу. Неожиданно для Тувака его откровенная запальчивость так понравилась молодому лейтенанту, что тот, долго не раздумывая, приказал сержанту принять пополнение и сообщить по начальству о зачислении жителя посёлка Киянлы Аманова Тувак-Назара в добровольческий отряд, отбывающий этим же днём на формирование Красноводска в Ашхабад.

Знания механизатора помогли Тувак-Назару быстро освоить курс молодого бойца и с отличием закончить сержантскую школу. Время в Ашхабаде прошло незаметно вперемежку с учением на полигонах и работой, к которой привлекали молодых солдат в помощь гражданскому населению столицы.

К Тувак-Назару из Киянлы приехала родная тётка. От родных она одна (другие не смогли отпроситься) провожала его к железнодорожному составу. На перроне, прощаясь, тётя передала племяннику незамысловатый гостинец, завернутый в чистый платок. Это был последний дар любящего сердца Акджагуль – матери Тувак-Назара: она умерла в феврале 1945 года, не дождавшись с фронта сына. Платок – залог материнской нежности – Тувак-Назар спрятал на груди и не расставался с ним до конца войны.

Обученных солдат не задерживали на промежуточных станциях и через двадцать два дня они, а вместе с ними и Тувак-Назар, влились в прославленные войска 4-го Украинского фронта. Шел 1944 год – год решающих побед, неотразимых контрударов и грандиозных наступлений Советской Армии. Огромные массы людей океанской волной двигались на запад, сметая перед собой вражеские укрепления. Нескончаемые вереницы военной техники – танков, орудий, машин с боеприпасами – растянулись по дорогам Западной Украины. На одной из них Аманова окликнули по имени. Не сразу в чумазом лейтенанте, высунувшемся по пояс из люка тридцатьчетверки, признал он ашхабадца Игоря, с которым сдружился в учебке.

- Полезай в танк! – после радостных и шумных приветствий крикнул Игорь и приказал: - “Четвертым номером – за пулеметчика”. – “Без приказа? Шутишь, Игорь? Я же солдат”. – “Разговорчики, старший сержант! Будет тебе приказ”, - и Игорь, спрыгнув с танка, направился к командиру отдельной пулеметной роты мотострелкового полка капитану Харченко. О чем они говорили, Аманов не слышал, но по взмаху капитана понял: “Езжай!”

- Куда? – успел спросить Тувак проскользнувшего внутрь Игоря и, больно ударившись головой о броню, услышал сквозь рев мотора: “Надень шлем”. И далее, уже отчётливо в шлемофоне: “На переправу. Там брат такие дела! ... А у меня пулеметчика срезали”.

Танковый взвод лейтенанта из трех машин глубоко вклинился в оборону противника, ломал её и гнал уцелевших немцев к реке. Этой минуты долго ждал Тувак-Назар успевший вдоволь насмотреться на разруху и страдания людей. Меткими, расчётливыми очередями клал он на землю одного за другим бегущих к воде гитлеровцев.

Враг был отброшен за реку. В смотровую щель танка было видно, как наши пехотинцы снимают и бросают вверх шапки, кричат “Ура!” Можно было бы праздновать победу, но вдруг на развороте чудовищной силы взрыв приподнял тяжелую машину, и Т-34 стал заваливаться набок. Тувак выбрался наружу, скатился вниз, сбивая с себя пламя. Контуженный и оглушенный, он не услышал второго взрыва, когда рванули боезаряды, но увидел, как вспыхнул танк, мгновенно превратившийся в сплошной костер с черными косматыми клубами дыма. А когда понял, упал на колени, согнулся и отчаянно заколотил руками по мокрому песку...

Тувак почувствовал, что его трясут за плечи; до него как бы издали донёсся голос командира роты: “Коротки у нас встречи, зато вечны разлуки. Привыкай, сержант”. Аманов поднял голову, и Харченко ахнул: “Беги в санчасть! Эк тебя угораздило”. Тувак встал и медленным шагом направился к реке. Стоя по щиколотке в воде, он зачерпнул ладонями воду и плеснул на свое обгорелое лицо. Потом, не касаясь, провел по нему руками, словно умываясь, и обернувшись к ротному, коротко сказал: “В санбат не пойду!”

У войны для каждого своя мера времени. Одному годы кажутся днями, и удача всегда рядом, а для другого в одном дне сконцентрируется и кончится вся его жизнь. Многих ребят не досчитались тогда в туркменском пополнении. «Прими отделение сержант», - попросил Аманова капитан и, направляясь к «студебекерам», скомандовал: «По машинам!»

Вечером вышли к верховьям Днестра вблизи старого Самбора – средневекового города Западной Украины – и остановились в прифронтовой деревушке Санки. Всполохи орудийных залпов озаряли сельскую темень и их раскаты, усиленные эхом, долго громыхали в горах. Под эту музыку солдаты соорудили походную баню, вымылись, переоделись в новое обмундирование, отужинали, но долго гостевать не пришлось: утром рота получила приказ выдвинуться на передовую линию.

В 2 часа пополудни рота заняла исходные позиции и стала обживаться на новом месте. Было тихо. Противник безмолвствовал, а наши готовились к скорому наступлению.

- Прошло семь дней, как вдруг немец‚—вспоминает Тувак-Назар Аманович‚— накрыл нас артиллерией. В один момент тяжёлые снаряды раскидали землю вокруг окопов и разнесли вдребезги бревна с блиндажей.

Артналёт закончился так же неожиданно, как и начался, но потери были велики. В этот день погиб капитан Харченко – было ему всего 25 лет. Тувак-Назар получил осколочное ранение в голову, но снова остался в строю, хотя санинструктор чуть ли не силком тащил его в медсанчасть.

Через три дня прибыл новый - чуть ли не со школьной скамьи – командир роты ‚ старший лейтенант Алференко. Он привёз приказ о присвоении Аманову звания старшины и рассказал о военной обстановке на фронте. Основные силы 4-го Украинского перешли государственную границу СССР и громили врага на подступах к рейху. Осколки двух разгромленных немецких групп армий «Центр» и «Северная Украина» откатились на юг и закрепились в горах Закарпатской Украины. Перед войсковым соединением, куда вошел мотострелковый полк, где служил Аманов, была поставлена задача подавить вражеские очаги сопротивления.

…Узкий каньон с быстрой речкой на дне разрезал под прямым углом широкий горный проход. На выходе из него через речку был перекинут каменный мост - единственный путь к спасению для запертых в ущелье гитлеровцев. Чтобы выбраться оттуда нужно было опрокинуть пулемётные и артиллерийские расчёты советских воинов. Они плотным полукружьем обхватили дорогу из ущелья на равнину. В центре их залегли пулемётчики старшины Аманова.

Немцы берегли мост как зеницу ока. Не входил взрыв моста – уникального творения древних мастеров - и в планы советского командования: там рассчитывали на скорую капитуляцию окруженной армейской группировки. Но в ее составе были и другие части, а они не ждали для себя пощады в случае поражения и первыми открыли огонь.

Враг шёл напролом. На участке Аманова наступала рота фашистов c танками. Пулемётчики отсекали пехоту от бронемашин‚ но двум из них с десантом на борту удалось прорвать заградительный огонь противотанковых пушек и ружей и приблизиться к нашим окопам. Завязался рукопашный бой, и немцы дрогнули. Оставив горящие «пантеры»‚ они отступили под прикрытие скал в спасительное для них ущелье. Но не угомонились и в течение дня предприняли еще несколько массированных вылазок. Не добившись успеха, гитлеровцы вызвали под вечер авиацию, а ночью с господствующих склонов открыли по нашим позициям артиллерийскую стрельбу. Роту Алференко подняли на штурм этих высот. Возглавил штыковую атаку, выдвинутый со своим отделением вперед, старшина Аманов.

С пулеметом наперевес вступил он на заминированный мост и в последний момент перед взрывом смел на своем пути заградительный отряд фашистов…

- Не пойму до сих пор: казалось мне или действительно я падал долго и медленно‚- рассказывает Тувак-Назар Аманович‚ только хорошо помню, как ослепило яркое солнце, в ушах зазвенело, и я почему-то услышал громкие крики чаек, увидел море с белыми парусами рыбацких лодок и … провалился в чёрную мягкую пропасть. Очнулся в Самборе, в армейском госпитале. Врач, майор, сказал‚ что я чудом уцелел‚ ранение серьезное, по ногу отнимать не будут. Потом поведал о случившемся. У санитарки, которая нашла меня под взорванным мостом, не оказалось жгута, и она воспользовалась платком. «На, возьми на память, - майор протянул мне аккуратно свёрнутый платок моей матери Акджагуль и добавил: Не будь его, истёк бы кровью» - «Как звали санитарку? - спросил я врача. – «Кажется‚ Наташа». – «Храни тебя Аллах, Наташа …»

- Нет, я её не видел: ни в госпитале, ни после; даже фамилии не знаю. Таких девчат ‚ которым тысячи бойцов обязаны жизнью, на фронте было много. Когда доктор сообщил: «Из всего отделения в живых остался только ты‚ Назар», я отвернулся к окну‚ почувствовав, как к горлу подступил комок слёз, и замолчал. Больно было вспоминать ребят. - Помню ли я их имена? - Конечно. Рядовые Ваня Ракитов, Умар Хайдаров, Лёнька Мельников‚ старший сержант Дима Меркулов‚ ефрейтор Baзик Сафарян… Но к чему это? Разве всех перечислишь? Назови любые - все были хорошими. Вечная память павшим‚- и Тувак-Назар Аманович замолчал ‚ что-то вспоминая‚ как‚ наверное‚ и тогда – в декабре 44- го года.

…Рана заживала долго, но всему приходит конец. Майским утром Аманов получил предписание явиться в свою часть, дислоцированную в районе Праги. По-военному быстро простился он со всеми и вышел из госпиталя, но у чугунных ворот бывшей усадьбы, где разместился госпиталь, услышал, что его зовут. Он обернулся и увидел: все двери и окна огромного 3-этажного здания распахнуты настежь и усеяны людьми. «Победа!!! Победа! - гремела отовсюду радостная весть, и крики с несмолкаемыми овациями подняли в душе старшины бурю ликующих чувств, как во время атак гвардейских миномётов.

Случилось это 9 мая 1945 года. В этот день для многих закончилась война, но для Аманова она продолжилась в частях особого назначения. Только в. феврале 1947 года Тувак-Назар вернулся домой. Вместе со своим отцом Нурджан-Аманом он навестил могилу матери и там повесил ее платок на засохшем стволе акации - вечном связном между небом и людьми.

В Киянлы Аманов не задержался. Молодого фронтовика вызвали в Красноводск и поручили возглавить на рыбокомбинате солильно-маринадный цех. В рыбной отрасли Тувак-Назар проработал после войны 45 лет и имеет – наряду с фронтовыми - немало правительственных наград за самоотверженный труд в мирное время. Будучи уже на пенсии, он получил Памятный знак «60 лет битвы за Москву» и государственную награду Российской Федерации – медаль Жукова. Последней ветеран очень дорожит как символом фронтового братства и неизбывной памяти народного подвига.

М. Бобкин