Записи сделаны в 1985 году
(см. примечания внизу).

"1941 год. Великая Отечественная война.
Форсированное получение диплома, окончание университета.
На Тунгуске – выброска отряда на Нидым, потом перебазирование на Гончак, фактическое открытие этого месторождения мной (моим отрядом).
В августе уговорил окружного военкома мобилизовать меня. Дальше – через Туруханск – в Красноярск, оттуда в Ужур – в запасной полк, из которого отправляли маршевые батальоны на фронт. Там я был инструктором лыжной подготовки, прошел сам учебный сбор инструкторов, побывал еще раз в Красноярске, а потом подготовил батальон к боевым действиям на лыжах и вместе с ним в конце 1941 года отправился на фронт. По пути была длительная остановка (недели две-три) в г. Слободском Кировской области, где проводились учебно-тренировочные занятия, а затем на фронт – Тихвин, Волховстрой, станция Оять. Оттуда маршем в сторону Ошты – Онежского озера (деревня Патрикеевская или Анкимовская – через Крестозеро (прим. 2), Курвоши, Роксу). Все это были пустые эвакуированные вепские (прим. 3) деревушки. В Курвошах ночевали. Перед Курвошами было 18-километровое болото, где перед финнами не было ни одного солдата, по существу – открытый для финских лыжников фронт. В Патрикеевской (Анкимовской) (прим. 4) обосновались капитально, в оставленных вепсами избах – теплых, с хорошими русскими печами, с запасом дров, а где их не было – с запасом изгородей и заборов. Здесь и было местопребывание 111 ОЛБ до апрельских боев (прим. 5). Отсюда мы ходили в разведку, главным образом, по Онежскому озеру в сторону Вознесенья, маяка Куликова, находящегося на северном берегу Свирского горла (оттуда берет начало р. Свирь) и в боевое охранение на нашем побережье Онежского озера в районе пункта, называвшегося Жабенец, по ту сторону обводного канала – между каналом и берегом озера. Здесь была одна землянка теплая и две-три холодных, линия траншей полного профиля и несколько огневых пулеметных точек. От Анкимовской до Жабенца было километров шесть (прим. 6), в боевое охранение нас туда посылали редко, но в порядке патрульного надзора ходили туда часто, иногда и ночью по тревоге. По пути туда на болотине лежал сбитый финнами наш самолет-разведчик. Сбит он был еще осенью. Говорили, что летчики уцелели, хотя и пострадали при вынужденной посадке на болото с невысокими редкими сосенками. Жабенец был исходной позицией и для наших разведочных рейдов на запад (прим. 7), и для патрулирования по контрольной лыжне вдоль берега озера в сторону Вытегры и на восток. А самолет этот сбитый был чуть ли не единственным нашим самолетом, который мы видели той зимой. Финские же разведчики летали при хорошей погоде довольно часто.

Кто помнится из командования 111 ОЛБ.
1) Лейтенант Евстафий Никитич Силин – командир батальона вначале, а затем заместитель командира батальона (после прибытия в Патрикеевскую майора Себова). Себов на лыжах ходить не умел; Силин ходил за счет силы рук.
2) Старший политрук (капитан) Бесчастнов – управляющий Красноярской краевой конторой Госбанка. На лыжах ходить не умел и не мог из-за плохого сердца.
С прибытием в батальон майора Себова многое изменилось. Во-первых, он был "настоящим" строевым майором, и с его появлением "шпала" (прим. 8) Бесчастнова сразу поблекла. Во-вторых, он приказал всем офицерам питаться не из общего котла полевой кухни, а в офицерской столовой, где готовили отдельно от общей кухни. Думаю, что и продукты туда попадали чем-то да лучше. Этим поднялся мнимый авторитет – авторитет преимущества в каких-то материальных благах – командного состава, но и отдалил его как-то от красноармейской массы.
3) Лейтенант (или младший лейтенант?) Грудцин Анатолий – горячий до бешенства, компанейский мужик. Сначала он был заместителем Силина по строевой части и по хозяйству одновременно, а с прибытием Себова стал только помощником комбата по хозяйству. На лыжах ходил только за счет силы и злости.
4) Начальник штаба батальона (фамилию забыл), горный инженер по образованию. Не столько спокойный, сколько флегматичный и медлительный человек, порядочный, грамотный. На лыжах ходил плохо – не умел и не мог.
5) Младший лейтенант Авдеенко – адъютант батальона, умный, но себе на уме и не лишенный юмора здоровый мужик. На лыжах передвигаться мог, но не любил.
6) Военфельдшер батальона Абдрашев, казах, великолепный парень – спокойный, в любой обстановке не забывавший о своей обязанности оказывать первую помощь раненым, а в условиях небоевых – часто теряющийся, мешковатый и боявшийся начальственных окриков. Особенно проявил себя во время апрельского наступления 1942 года, когда на его попечении оказалось не менее 350-400 человек раненых, начиная от легких ранений и кончая потерей конечностей, полостными ранениями, – словом, самых разных. А он один и при нем один санитар и никакой возможности раненых эвакуировать и поместить их в более или менее подходящие условия. Все они лежали вповалку на еловой хвое, постеленной прямо на пол в брошенных вепских избушках.
Из других офицеров помню командира роты (кажется, третьей) Комарова, очевидно умершего от ран, полученных в первый день апрельского наступления. Это был здоровяк-алтаец. На лыжах ходил только за счет хорошего сибирского здоровья.
Еще припоминаются командиры взводов Милованов и Козаков. Козаков принял мой взвод разведки после того как меня ранило и отправили в госпиталь. С моим взводом он не вернулся из разведки (прим. 9). Погибли ли все или были взяты в плен – так и осталось неизвестным. Но когда я вернулся из госпиталя к апрельским боям, то ни взвода, ни Козакова уже не было.
Вспоминается еще Никандр Васильевич Жуйков – уполномоченный Особого отдела (прим. 10). Сам он ничего ходил на лыжах, но был мало тренирован. Когда ехали на фронт, мы с ним на нарах лежали рядом и кормили одних и тех же вшей. Парень он был вполне сносный, хоть и особист, безусловно преданный и смелый. Погиб в апрельских боях, подорвавшись на мине в финском завале (прим. 11).
Еще по полку, в котором формировался батальон, вспоминается старший инструктор лыжной подготовки старший лейтенант Перлов – то ли студент, то ли выпускник Московского ГоЛИФК'а (прим. 12) по лыжному отделению. Ко мне относился хорошо, ему нравилась моя техника лыжного хода, и он мне предоставил в занятиях с бойцами полную свободу, не вмешиваясь в них своими замечаниями.
Товарищи "по профессии" в том же полку (инструкторы лыжной подготовки других батальонов): Фоминых – рябой крепкий мужик, "классик" рукопашного боя, на лыжах – середнячок. Поспелов Сергей Михайлович – товарищ мой по Нижне-Тунгусской экспедиции, студент-биолог. Как он попал в лыжные инструкторы – одному богу известно. Но ничего, подучившись на сборах в Красноярске, что-то показывал и рассказывал и батальон подготовил. Лыжник был слабый, но парень здоровый и за счет этого тянул. После войны мы с ним раза два-три встречались в Ленинграде, один раз даже ходили как-то в театр.
Остальных помню только "мордально" (прим 13). Это были красноярские лыжники – один спортсмен-гонщик, другой – старик, преподаватель физкультуры, лыжник в прошлом".

-------------------------------

Примечания В.Б. Алексеева

1.
В последние годы жизни отец писал дневник-воспоминания. Там есть немного о 111 ОЛБ, о том, как ехали на фронт, о марше со ст. Оять на передовую, о патрулировании Южного берега Онежского озера, о вылазке на мыс Куликов... Упоминаются фамилии некоторых командиров и боевых товарищей. Когда я был маленьким, я с жадным любопытством расспрашивал отца про войну, он рассказывал неохотно, но я на всю жизнь запомнил его рассказы.
Поскольку эти записи сделаны отцом через много лет после реальных событий, в них могут быть неточности. Кое-что он мог забыть, но память у него была, надо отметить, прекрасная.
Текст сохранен в оригинальном виде, сделана только незначительная стилистическая и грамматическая правка, расшифрованы некоторые сокращения. Примечания написаны мной.
Алексеев Владислав Борисович

2.
Крестозеро – видимо, это хутор Крестнозеро, расположенный на северном берегу оз. Крестное в 12 км на ЮВ от Подпорожья.

3.
Вепсы – местное угро-финское население, проживающее на стыке Карелии, Ленинградской и Вологодской областей. Мне рассказывали, что в большинстве своем вепсы были настроены против Советской власти, против русских вообще и хотели прихода финнов.

4.
На карте есть деревни Патракеевская и Анхимовская (на реке Водлице). По расположению они как раз подходят. Деревень Патрикеевской и Анкимовской нет. Наверное, Б.Я. Алексеев подзабыл, как точно пишутся их названия.

5.
Из этих записей остается неясным, где все-таки была расположена база 111 ОЛБ – в деревне Патракеевской или Анхимовской. По-видимому, Б.Я. Алексеев название деревни, в которой они базировались, точно не помнил: либо то, либо другое. Когда писал эти записки, он лежал в больнице, карты под рукой у него не было, и уточнить название он не мог. Вероятно, он хотел это сделать потом и потому оставил два названия, но так и не сделал.

6.
Это расстояние не соответствует карте.

7.
Про один из таких рейдов Б.Я. Алексеев рассказывал следующее. Была зима, кажется, начало 1942 года. Взвод разведки получил задачу перейти Онежское озеро, выйти на финский берег, просочиться через передовые позиции финнов и выйти к ним в тыл для ведения наблюдения за противником и последующего подрыва склада боеприпасов. После выполнения задачи – вернуться назад, по возможности не вступая в бой. Б.Я. Алексеев был командиром разведгруппы. К ним был прикреплен для контроля офицер НКВД из Особого отдела. Он плохо ходил на лыжах, плохо ориентировался на местности и только мешал, но не брать его на задание было нельзя – с Особым отделом шутки плохи. Вышли на озеро – кругом белый снег, белый туман и ни одного ориентира. Шли по компасу уже несколько часов. Группа вытянулась в цепочку, след в след. Первый прокладывал лыжню, через несколько сот метров, выдохшись, он делал шаг в сторону, пропускал всех вперед и становился замыкающим. Потом следующий. Так и шли, чередуясь. От усталости и монотонности движения, от сплошной белой пелены вокруг, от непривычки ходить в разведку особисту стало казаться, что они идут слишком долго, что давно бы пора уже быть финскому берегу. НКВДэшникам мерещились предатели везде. Он стал подозревать Б.Я. Алексеева, поскольку именно тот вел группу. "Ты куда нас ведешь?" – злобно обратился он к нему. Ссориться в такой ситуации, как и подрывать у бойцов веру в командира – смерти подобно, ведь это не туристская вылазка: финны могли их обнаружить в любой момент. Отец врезал ему по зубам – да так, что тот повалился на снег, – и рявкнул: "Здесь командир я! Марш в хвост колонны, и чтоб я тебя больше не видел!" Сказано это было так, что особист послушался. В конце концов задание выполнили и вернулись благополучно. Но ударить старшего по званию офицера, да еще особиста – за это вполне можно было попасть под трибунал. Однако бог миловал, как-то обошлось. Только очередная награда прошла мимо. Но главное – остались живы.

8.
"Шпала" – эмалевый прямоугольник на петлице. Одна шпала – капитан, две шпалы – майор. См. статью "Воинские звания и знаки различия РККА 1940—1943" в википедии.

9.
Про это Б.Я. Алексеев рассказывал мне следующее. Как известно, на фронте выдавали водку – "наркомовские 100 грамм". В своем взводе Б.Я. Алексеев категорически запретил пить перед выходом на задание. После возвращения – пожалуйста, но до – ни в коем случае, вплоть до расстрела на месте (такое право у него было). Б.Я. Алексеев считает, что это сохранило им жизнь во многих критических ситуациях, когда финны могли их засечь. Когда Б.Я. Алексеева ранило, новый командир взвода отменил этот приказ. С задания не вернулся никто.

10.
Особый отдел – подразделение военной контрразведки.

11.
Завал – финны устраивали специальные труднопроходимые лесные завалы из срубленных деревьев. Часто они еще дополнительно минировались. Кроме того, финны расчищали в лесу едва заметные просеки или линии просмотра сквозь ветки деревьев, так что завалы простреливались снайперами.

12.
ГоЛИФК – Государственный Ленинградский Институт Физической Культуры. В этом институте учились лучшие спортсмены страны. Почему Б.Я. Алексеев пишет о Московском ГоЛИФК'е – непонятно. Возможно, тогда существовало Московское отделение ГоЛИФК'а.

13.
"Помнить мордально" – значит помнить не по имени, а только в лицо, "по морде".

Из дневника-воспоминаний Б.Я.Алексеева
"14.04.83
Читаю пограничников. Ужас вызывают ОУНовцы (бандеровцы), и задним числом стало жутко при воспоминании о моей лыжной вылазке к какому-то монастырю у Равы-Русской. Это же самое гнездо их, а я один, с пистолетиком только, наслаждался лыжным ходом километрах в десяти от Равы, там, где ни души нашей советской военной не было. Не знал об этом Исаков, он бы мне задал. А самое главное, не знали бандеровцы".