Первая встреча с врагом. «Было это под Кировоградом в декабре 1943. Наши войска вели наступление. Разведгруппе из шести человек, в которую включили и меня, еще не обстрелянного, был дан приказ: ночью выдвинуться к железнодорожному разъезду (название его я не помню) и на рассвете уточнить, обороняет ли враг этот разъезд. Если обороняет, то где находятся его огневые точки, какие, сколько их. На автомашине «додж» мы проехали около семи километров. До железнодорожного разъезда было недалеко, и начальник разведгруппы старший лейтенант Язиков приказал нам с рядовым Пузиным двигаться дальше пешком. Вскоре вдоль железнодорожного полотна мы заметили темную полосу кустарника. Залегли и поползли. В белых маскхалатах мы едва различали друг друга. Вот и полотно железной дороги. Надо было обследовать местность вдоль полотна, вокруг и дать знак остальным разведчикам. Предстояло всем замаскироваться, чтобы с рассвета вести наблюдение. Вдруг взялись осветительные ракеты. Одна, другая. На открытой местности, как на ладони, была видна наша машина. Невдалеке от нас, в кустарнике, ярко вспыхнуло пламя – ударило немецкое оружие. Осветительные ракеты висели в воздухе. Застрекотало несколько автоматов. Было ясно: мы напоролись на засаду. Но заметили немцы не нас, а машину. Еще выстрел из орудия. Фашистский артиллерист вторым снарядом накрыл нашу машину. Она загорелась. Пронеслась мысль: «Что с ребятами, которые остались ждать нас у машины, что делать нам?» Посоветовались с Пузиным и решили ждать рассвета. Вскоре стрельба прекратилась. И как только начало светать, мы заметили, что обороны здесь никакой нет, кроме одного орудия. Да и его немцы решили снять с позиции. Было видно, как водитель разогревал стоящий невдалеке тягач, а орудийный расчет заколачивал ящик со снарядами, готовился к погрузке. Итак, перед нами было шесть гитлеровцев, перестававших вести наблюдение. Лучшего момента для нападения и не найти. Мы хорошо вооружены, с гранатами наготове поползли к орудию. Вот тягач подпятился к орудию, пятеро немцев взялись за его тяжелые станины, чтобы прицепить. Помню, как сильно колотилось сердце. Первый бой… Кивнув друг другу, мы с Пузиным встали, разом бросили гранаты, взялись за автоматы. С шестью немцами было покончено без особого труда. Нашего сигнала ждали на командном пункте. Мы его дали, а вскоре заметили наступавшие части. Первый бой, первые похороны товарищей, что остались у машины. Потом было много боев, куда более тяжелых и трудных. Но первый – в памяти и сейчас». Первый день на немецкой земле. В конце декабря 1944 года войска Второго Белорусского фронта вышли к границе Восточной Пруссии. Немецкая земля. Нам много рассказывали о ней. Когда-то это земля принадлежала славянским народам. В XIII веке германские феодалы силой захватили ее, образовали немецкое государство. И вот мы на границе. Во всех подразделениях прошли собрания, политбеседы. Шутка ли, дошли до логова врага! Завтра мы увидим немецкие села. У бойцов приподнятое настроение. Еще бы. За годы войны насмотрелись на развалины наших городов и сел, деревень, страдания советских людей. А немецкое население? Знает ли она, что несет за собой война, которая пришла отсюда, с этой стороны? Поле мощной артиллерийской подготовки и бомбового удара пехота, при поддержке танков, пошла в наступление. Небольшой немецкий городок, которого я теперь не вспомню, дымился. Входим в него. Сопротивление врага сломлено. Наше подразделение занимает железнодорожную станцию. Вокзал разбит, пути разрушены. Вот почтовый поезд. В нескольких вагонах – посылки в Германию. Обратные адреса – советские города и села. Значит – награбленное. На многих платформах – станки, снаряды, заводское оборудование. Не ждали пруссаки нашего мощного и стремительного удара. А мы в свободные минуты старались посмотреть как можно больше. Господский двор на краю соснового бора. Во время бомбежки и артобстрела усадьба не пострадала. Заходим в дом. Тепло, светло. В просторном зале большой портрет Гитлера. Ковры на стенах, дорогие картины, хрустальные люстры. Увязаны и стоят в ряд чемоданы. На дворе фаэтон на резиновом ходу, запряженные и привязанные лошади. Господам не хватило несколько минут, чтобы выехать со двора. Видимо, они поняли, что далеко все равно не уехать. Бросив все, бежали. Недалеко от станции – поселок. Он пуст. На площади лежат расстрелянные старики, женщины, дети. С балконов домов свисают белые флаги. Как потом выяснилось, до прихода наших войск здесь поработало подразделение войск СС. Эсесовы пытались силой заставить немцев следовать на запад. Те, кто не захотел бежать, стали вывешивать белые флаги, надеясь на пощаду. И поплатились за это. Фашизм не щадил никого. Помню, почти все ребята написали в этот день письма родным, близким. И началом большинства писем были слова: «Привет из Германии!» Н. Алексанов. Механизатор совхоза «Серноводский», бывший артиллерийский разведчик. В разведке «Это было в Восточной Пруссии ровно 40 лет тому назад. Наши войска вили наступательные войска. Из-за густых туманов уже много дней местность не просматривалась, и о противнике мы узнавали только со слов захваченных вражеских солдат, офицеров. Так что «языков» требовалось много. Так как каждое показание нужно было перепроверять. Перед очередной наступательной операцией разведкой был взят «язык». Немец сообщил, что их часть снялась с передовых позиций и отступила на новый, более укрепленный рубеж. Нас, шестерых бойцов, вызвали к командиру, поставили задачу: разведать, какие силы врага в населенном пункте, который расположен в трех километрах от передовой. Три часа ночи, видимости – никакой. Едва различали друг друга. То и дело останавливались, сверяя направленность движения по компасу и карте. Кажутся, уже пришли эти три километра, где-то рядом должен быть населенный пункт. Всматриваемся -вперед . Темная стена здания будто выросла перед нами. Присмотрелись, стали различать силуэты других домов. Осторожно двигались по улице. Ни часовых, ни техники не видно. Тишина и безмолвие. Приближался рассвет, на фоне неба стали выделяться кромы деревьев, крыши домов. Что делать? Решили проверить постройки. Осматриваем одну, другую – пусто. Осторожно распахиваем калитку следующей. Видим во дворе легковую автомашину, немцы с канистрой в руках. Мы выскочили перед ним в маскхалатах, с автоматами на изготовку, как приведения. Он растерялся, опустил канистру, поднял руки вверх. - Не убивайте, - молвил он на украинском языке. – Я все расскажу. И начал быстро рассказывать. Шофер. Украинец. Перешел на службу к немцам. Возил на легковой автомашине командира северной роты. Всю ночь возился с машиной. Наладил, только было собрался ехать и вот, не успел. - Немецкий офицер ждет меня вот здесь, - и он показал на карте место. – А хутор действительно пуст. Войска покинули его вечером. Население ушло, таков был приказ. - А вот здесь – минное поле. Я точно знаю. Убедившись, что населенный пункт чист, мы вернулись в штаб. Вскоре, мы узнали, что сведения шофера были в самом деле верны. В этот день наше подразделение продвинулось вперед на несколько километров, до самых минных полей.» Н. Алексанов. Конец матерого «Шел январь победоносного 1945 года. Наш восьмой механизированный корпус после длительных боев заметно поредел. Все устали, части нуждались в пополнении людьми и техникой. Корпус остановился, как мы узнали, на несколько дней. Это было в Германии, на Магдебургском направлении. Уже несколько дней шел мягкий пушистый снег. В поле - белым-бело. Немецкие поселки и хутора впереди просматривались как в сказке: опрятные дома, белые, от снега крыши. Только любоваться этим пейзажем не было времени, да и настроения. Мы готовились к боям, чистили оружие, приводили в порядок обмундирование. А тут еще вдруг появились потери: на четвертый или пятый день отдыха немецкий снайпер сразил командира роты, потом его жертвами стали два пулеметчика и один стрелок. Потеряли бдительность наши ребята, ходили по позициям в рост, позволяли себе сойтись в кружок покурить. Командир батальона майор Бойтов вызвал нас, разведчиков, и спросил: «Долго будем позволять немецкому снайперу так безнаказанно лупить нас?». И приказал обнаружить его огневую позицию. Мы спровоцировали снайпера сделать еще несколько выстрелов и засекли дом в хуторе, с чердака которого он стрелял. На следующую ночь под прикрытием группы автоматчиков мы пошли в хутор, расположенный в нейтральной зоне. Приказ был такой: снайпера взять живым или мертвым. Маскируясь, нашли и окружили тот самый дом, надворные постройки. Проникли в лом, подвал. Молодая немка, ребенок двух лет, крепкий рослый, которых мы обнаружили в подвале – все говорили о ом, что это семья. С немца не сводим глаз. Обследовали чердак. Вот она, снайперская позиция: щель для ствола винтовки и для обоза, куча стреляных гильз. Немцы не знали русского языка, мы –немецкого. Как же быть? Кто этот долговязый, который явно волновался и сжимал пальцы в кулак? Принимаем решение: сделать тщательный обыск. И в одной комнате находим снайперскую винтовку, военное обмундирование. В кармане френча – документы, в том числе зачетная книжка снайпера, награды – два креста. Оказалось и документы, и военная форма принадлежали ему, «главе семейства». Заглянули в зачетную книжку. Последняя цифра в ней – 87. Перед нами стоял матерый гитлеровец, убивший столько наших солдат и командиров. Ничего себе, замаскировался, под папашу, гад. Фашисту приказали одеть свою форму. Группа с пленным поспешила к своим. Но довести его до позиции не удалось. М были обнаружены. Немцы открыли минометный огонь. Пришлось залечь. В это время гитровец решил воспользоваться моментом, вскочил и побежал в хутор. Ничего не оставалось делать, как открыть по беглецу автоматный огонь. Тут и пришел конец матерому. Цифра «87» была последней в его книжке». Прицелом точным. Прорыв в марте 1945 года немецкую оборону в районе города Виттенберга наш 8-й мехкорпус трое суток преследовал врага. Поздно вечером войско остановилось перед городом, взять который командование решило утром. Город был укреплен, без тщательной артиллерийской подготовки взять его с ходу было нельзя. Артиллеристы готовились вести с утра обстрел города, его укреплений. Известно, что для боле эффективного обстрела нужна корректировка огня. Еще с вечера, командиры в нейтральной зоне возможность, какие-то здания, с которых город, ведущая в него автомагистраль должны быть видны как на ладони. И решили ночью, малыми силами, взять высоту, и к утру разместить там наблюдателя, для корректировки огня. В 3 часа ночи нас, четверых разведчиков и одного радиста, разбудили. Задачу мы знали с вечера. Пошли. Даже в это время на войне не сидят. Справа от нас горел элеватор, по низинам расстилался едкий дым от горящего зерна. Слева немцы то и дело освещали местность, осветительными огнями, вели бесприцельный пулеметный и минометный огонь. К зданию, которое нам показали вечером, мы подошли незаметно. Оно было высокое, с остроконечной крышей. Если в нем немцы? С автоматами и гранатами наготове зашли в подъезд, с помощью фонарика увидели спуск в подвал. Нам надо было искать лаз на чердак, но туда нельзя лезть раньше времени, не убедившись, что в доме нет противника. Начали обследовать подвал. Прислушивались к каждому звуку. Вдруг, в конце подвального коридора услышали что-то вроде песни, звуки губной гармони. Немцы! Что это они в такое время веселятся? Советуемся, как быть. Решили распахнуть дверь, ворваться и действовать по обстановке. Гранаты не применять. И вот мы в тусклом освещенной свечами комнате. Четверо немцев не обратили на нас никакого внимания – до того они были пьяны. Стол был заставлен бутылками, банками. На диване сидел офицер. Подняв мутные глаза, он опустил голову. За столом – трое. Один пиликал что-то на гармонике, двое других пели, если так можно назвать пьяные звуки. Эту сцену я помню до сих пор. И не пойму одного: неужели все четверо были настолько пьяны, что не узнали в нас русских солдат, не среагировали на наш приход? В углу комнаты стояло оружие, но они не сделали даже попытки взять его в руки. Офицер что-то бормотал по своему и все улыбался. Многие, наверное, картину художников Кукрыниксов «Конец». Там впечатлен германский генералитет во время штурма Берлина. Обреченные генералы, изрядно приняв спиртного, уже не реагировали на происходящие события. Что-то похожее было и с этой четверкой. Они хорошо знали, что обречены, и ждали конца. Не тащить же нам их было на себе. Лаз на крышу вскоре отыскался. Мы залезли на чердак, наскоро оборудовали наблюдательный пункт. Город, дорога к нему, в самом деле, просматривались, как нельзя лучше. Радист связался со штабом и доложил, что группа готова вести корректировку огня. В 6 утра, как и намечалось, началась артиллерийская подготовка. Огонь артиллеристов был точен». Сержант Н.А.Алексанов был на фронте командиром отделения разведки. Фронтовая дружба. Я не знаю примеров другой крепкой дружбы, чем фронтовая. Бывало, за товарища готов в огонь и в воду. Истоки этой дружбы – в природе нашего общества. Во фронтовой обстановке не менее важным было и то, что люди находились в постоянной опасности и это объединяло, роднило их. В нашем взводе разведки, кроме русских, были казах Темербаев, украинец Максименко, грузин Кацо (фамилию его я забыл), татарин Умяров. Жили мы, как одна семья. В бою оберегали друг друга от смерти, не давали замерзнуть, в лютую стужу, охраняли сон. Многие письма из дома читали в слух. Переживали, если у товарища горе. Случилось, теряли в бою товарищей. Знали, что получив похоронку, родителям или близким погибшего со временем захочется узнать подробнее о сыне, муже. И мы писали, как и где погиб боевой друг, где похоронен. Не оставлять товарища в беде – это записано в Уставе, это был закон нашей фронтовой жизни. Недавно я смотрел по телевидению кинофильм. В нем такой эпизод: уставшие бойцы, падая, бредут по топкому болоту. Несут снаряжение, раненых. И вспоминается мне случай, похожий на этот. Была осень 1943 года. Немцы, имея преимущества в танках, атаковали наш стрелковый батальон. Отбита одна атака, вторая. Но и батальон понес потери. Третья атака была для батальона более тяжелой. Немецкие автоматчики на танках ворвались в наши позиции, завязался неравный бой. Надвигалась ночь, лил дождь. Прицельный огонь из орудий и пулеметов вести было невозможно. Танки утюжили наши окопы. Что делать? По цепочке передавали команду: скрыто отступить на запасную позицию, занять новую оборону. Заняли, привели в порядок себя, оружие, в каждом подразделении пересчитали людей. В нашем отделении не хватало Володи Максименко. Наступила ночь. Новой атаки немцев мы не ждали. Было решено разыскать товарища. Пошли вчетвером. Облазили все окопы, воронки, где взвод вел бой. Наконец Максименко отыскался. Он лежал на дне воронки в тяжелом состоянии. Левая рука выше локтя была почти оторвана и держалась только на сухожильях. Наложили жгут, перевязали, дали пить. И корей, что было сил, понесли к своим. Нелегко было найти в темноте медсанбат. Но искали настойчиво и все же нашли. Каких напряжений это стоило! Зато усталость стала сразу проходить, как только увидели, что Володей Максименко занялись врачи. Начинался рассвет нового дня. На позицию пришло подкрепление. Где-то в стороне сосредоточивались наши танки. Готовилось наступление, а мы даже отдохнуть не успели. Зато на душе было легко: спасли товарища. Это придавало новые силы. Н.Алексанов. Бывший артиллерийский разведчик. И кто-то пел. И кто-то плакал, И кто-то спал в земле сырой. Вдруг тишь нахлынула сквозная И в полновластной тишина Спел соловей, еще не зная, Что он поет не на войне.