К началу декабря 1944 года войска Украинских фронтов освободили большую часть венгерской территории. Ставка Верховного главнокомандования поставила перед этими фронтами новую задачу: обойти с севера и юга столицу Венгрии город Будапешт, окружить, а затем уничтожить или пленить сосредоточенную там группировку фашистских войск.
Утром пятого декабря основные силы Второго Украинского фронта Маршала Советского Союза Р.Я. Малиновского после мощной авиационной подготовки прорвали оборонительные позиции противника и развернули наступление в северной части Венгрии, на территории Ноградской провинции.
Стремительно продвигались вперед части гвардейского механизированного Сталинградского корпуса, один за другим освобождая хутора, села и небольшие города Ноградской провинции. Противник, ошеломленный силой удара советских подвижных соединений, откатывается на север, к венгерско-чехословацкой границе. И лишь в приграничном венгерском городе Баллашшадарьямате советские воины почувствовали, что враг еще силен и способен оказывать бешеное сопротивление.
Баллашшадарьямат горел. Свыше сотни фашистских орудий с закрытых позиций вели огонь по гвардейцам.
Бывший прокопьевский шахтер сержант Василий Фомич Александров, широкоплечий двадцатисемилетний мужчина, стоял около автомашины и напряженно выслушивал приказание начальника штаба танкового батальона старшего лейтенанта Глинкина. Глинкин старался перекричать гул взрывов, автоматных и пулеметных очередей, но бесполезно. Тогда он стал кричать прямо в ухо сержанту:
- Возьми три машины, кроме своей, погрузи в медчасти раненых и газуй на базу бригады. Загрузись снарядами и чтоб через три часа был здесь. Через три часа! – старший лейтенант выразительно постучал по стеклу своих больших ручных часов. – Выполняй!
- Есть! – ответил Александров.
Минут через десять колонна из четырех ЗИСов, в кузовах которых на соломенных подстилках лежали тяжелораненые бойцы, двинулась на юг. Василий Александров воевал четвертый год, изъездил на этом вот самом ЗИСе не одну тысячу километров, но всегда чувствовал себя очень плохо, когда вез раненых. Особенно тяжелораненых. Сам не однажды простреленный, он всем телом осязал, как жестко дно кузова. Он знал, что испытывают они, лежа на спинах и глядя в чистое венгерское небо. Каждым нервом своим Василий ощущал, как сильно напряжены их мускулы в ожидании вражеских самолетов или просто сильного толчка на ухабистой дороге. К счастью, на юг от Баллашшадарьямата дорога была в исправном состоянии. При скорости в 60 – 70 километров машину даже не встряхивало. А вот чистое небо в эти минуты Александров просто ненавидел. Он понимал, что немецким летчикам не до погони за маленькой автоколонной, что они сейчас, видимо, получают от своего командования куда более серьезные задания, но в сердце нарастала и крепла тревога.
На большой скорости проскочили городок Легенд. Василий легко вздохнул, вспомнив, что именно где-то здесь, под Легендом, два дня назад он вовремя притормозил, заметив впереди плохо замаскированную немецкую мину.
- Теперь все будет хорошо, - вслух произнес сержант и глянул в заднее окошечко.
Две черные точки падали с чистого неба на колонну. Александров успел затормозить и выскочить из машины. О том, чтобы снять раненых и оттащить их в разные стороны, даже и подумать было некогда. Грохот пулеметной очереди и вой одного, а затем другого «мессера» бросили сержанта на дорогу. После четвертого захода самолеты исчезли. Василий бросился к кузову. Двое из пятерых раненых были убиты. Кровь залила солому и, просачиваясь через щели, капала на асфальт. Три пары глаз безразлично смотрели на Александрова.
- Сержант, сержант! Сюда! У Петровского машина горит, - услышал Василий.
Иван Петровский, шофер четвертой машины, открыл все три борта уже охваченные пламенем. Вчетвером, обжигая руки и лица, перенесли раненых на три оставшиеся ЗИСа. Петровский сел в кабину Василия. Колонна вновь устремилась на юг.
Минут через десять Александров увидел на дороге трех мужчин в военной форме. «Немцы», - сказал Петровский. «Пожалуй», - согласился Александров. Но солдаты были безоружны, стояли на месте, не собираясь, видимо, ни сопротивляться русским, ни бежать от них.
- Хенде хох! – враз крикнули Александров и Петровский.
Те послушно подняли руки. Были они в венгерской военной форме.
- Ми мадьяр, зольдат мадьяр. Плен, плен, - обратился к Василию высокий старый венгр с густыми седыми бровями.
- Где оружие? Гэверы где? – строго спросил сержант, справедливо считая, что немецкое слово, хотя и произнесенное им на сибирский лад, будет понятно венграм. Старый венгр махнул рукой в сторону степи.
- Побросали, наверно, - предположил Петровский, - с оружием в плен сдаваться довольно неуютно.
Как старшему по команде Александрову пришлось решать, что делать с этими тремя венграми, стремящимися в плен. Как быть? Пленить? Но куда их девать? Везти с собой? Не на чем. В кузовах раненые.
В кабину не посадишь. Кто знает, что у них в голове. Не на подножках же их везти.
- Пусть кому-нибудь другому сдаются, - сердито сказал Иван Петровский.
- Иного выхода нет, - согласились два других шофера.
- Оставайтесь здесь, на дороге, и ждите, - приказал Александров венграм. – Нам некогда – и для убедительности точно указал пальцем, где им находиться и ждать.
- Плен, плен, - вновь заговорил старый высокий венгр.
- Да вы что на самом деле, - зло крикнул Александров, - у нас боевое задание, нам через два часа надо быть в батальоне, а вы тут нас задерживаете.
Венгры, чувствуя в голосе русского грозные нотки, отошли в сторону. Александров нажал на стартер. Поехали. Но не прошло и минуты, как Василий услышал сигналы задних машин.
- Что за черт?
- Венгры бегут за нами, - сказал Петровский.
- Может, они с ума сошли? – предположил Василий.
- Теперь уж нам от них не отвязаться, - тоскливо проговорил, притормаживая, Александров, - придется на подножках везти.
Минут через двадцать три ЗИСа въехали в расположение тыловых подразделений корпуса. Санитары уносили раненых, а Василий отправился искать начальство. Ему повезло. Неожиданно наткнулся на знакомого капитана из особого отдела и доложил ему о трех венграх, насильно сдавшихся ему в плен. Капитан увел чудаковатых пленных...
Старший лейтенант Глинкин обнял и расцеловал Александрова.
- Молодец, Василий, вовремя снаряды подбросил. Был ты хорошим шахтером, стал молодцом-шофером! Представлю к правительственной награде, а сейчас гони назад за снарядами.
Евгений Васильевич Глинкин давно знал Александрова, доверял ему самые ответственные дела не только потому, что тот всегда умел выполнить любое поручение. Говорило в Глинкине этакое чувство веры в земляка-сибиряка: он-то уж не подведет.
Танковый батальон Глинкина и прикрывавшая его пехота за несколько дней боев под Баллашшадарьяматом потеряли до четверти людей и несколько боевых машин. Оборонявшие город эсэсовцы через каждые двадцать-тридцать минут бросались в контратаки. Дело доходило до рукопашных схваток. – Вот тебе и сорок четвертый год, - говорили солдаты, - дерется фриц как вроде и небитый. С другой стороны, куда ему, фашисту, деваться... Напакостил много...
Вечером девятого декабря корпус приступил к подготовке решающего штурма. На следующее утро ураганный минометно-артиллерийский огонь советских батарей, натиск танков, пехоты и лихих конников 4-го кавалерийского корпуса смели очаги обороны эсэсовцев. Город Баллашшадарьямат был освобожден.
Сержант Александров неожиданно был призван в особый отдел, знакомый капитан рассказал сибиряку о трех плененных им венграх.
- Они были насильно мобилизованы салашистами, целых два месяца скрывались от немцев и собственных фашистов. Старик с длинными белыми бровями в свое время воевал за Советскую власть и здесь у них, в Венгрии, в девятнадцатом году и у нас, в России.
Василий почувствовал, как потеплело у него на груди. Он знал из политинформаций, что и среди немцев даже в самой Германии есть друзья, но за всю войну впервые лично встретил людей из вражеского стана, чьи сердца бились в такт с его сердцем, чьи мысли были и его мыслями.
Не удалось Василию Фомичу побывать в Венгрии и встретить хотя бы одного их трех «пленных».
После освобождения Баллашшадарьямата 4 гвардейский мехкорпус в спешном порядке был брошен на восток к другому городу Ноградской провинции – Сечени. Измотанные многодневными тяжелыми боями и стремительными переходами, гвардейцы с ходу вступили в бой. Десятки батарей противника с хорошо замаскированных закрытых позиций вели сильный огонь по наступающим советским подразделениям.
Танковый батальон Глинкина, развернувшись в боевой порядок, ворвался на окраины Сечени, но в дальнейшем с наступлением темноты вынужден был отойти на исходные рубежи. 12 декабря Глинкин был тяжело ранен в ногу. Прощаясь с Александровым, он тихо произнес:
- Отвоевался я, Вася, да и ноге, наверно, каюк. Ну, до встречи в Прокопьевске.
А тринадцатого тяжело ранило и Александрова. Десятки осколков вонзились в его тело. До сегодняшнего дня они не дают покоя старому солдату.
20 декабря 4 мехкорпус был переброшен из-под Сечени на запад. Его сменили другие соединения 2-го Украинского фронта. К концу декабря вся территория Ноградской провинции была очищена от немецко-фашистских оккупантов.
В то время как севернее и северо-восточнее Будапешта дрались с врагами соединения маршала Малиновского, южнее и юго-западнее венгерской столицы громили противника воины 3-го Украинского фронта маршала Толбухина. Пространство между озером Балатон и Дунаем с декабря сорок четвертого по март сорок пятого года было обильно полито кровью. В различных соединениях и частях сражались здесь в самом центре Венгрии тысячи кузбассовцев. Южнее Будапешта массовый героизм проявили наши земляки, воевавшие под знаменами 1-го гвардейского механизированного корпуса генерал-лейтенанта Руссиянова. Громя врага на Дунае и под Секешфехерваром, не забывали сибиряки, что их соединение (бывшая сотая стрелковая дивизия) первым во всей Красной Армии получило гвардейское знамя, что в тяжелые июльские дни сорок первого не дрогнули под Минском будущие гвардейцы и за несколько дней боев только одних фашистских танков сожгли свыше сотни. Помнили воины, сражаясь с врагом на венгерской земле, что в их соединении слово «отступление» не существует. И когда Василий Николаевич Плотников (сейчас он живет в городе Березовском) остался один на один с несколькими танками противника, он знал, что ему делать. За несколько минут Плотников сумел выиграть бой, подбив танки из орудия и отогнав автоматным огнем вражескую пехоту. А его однополчанин и земляк из Топок Николай Денисович Борисов за ратные подвиги был удостоен звания Героя Советского Союза. В боях под Секешфехерваром и у озера Веленце, на Дунае и у стен Будапешта отличились гвардейцы из Киселевска Иван Калистратович Демченко и Петр Яковлевич Кудленко, прокопчане Степан Денисович Маркитан, Федор Тимофеевич Бахтеев, Константин Александрович Ямщиков и сотни других кузбассовцев. Рядом с боевыми орденами светится на груди у каждого из них медаль «За взятие Будапешта».
Сто сорок тысяч советских воинов отдали свои жизни за свободу Венгрии. Лежат они под Дебреценом и Шальготарьяном, в долинах спокойных венгерских речек и на крутых берегах Тиссы и Дуная. И только одно утешает их матерей, жен, сыновей и дочерей, что не зря пролита их кровь, не зря сжимали их мертвеющие пальцы сухую траву венгерских степей...
В. Шабалин. Альманах «Огни Кузбасса» №4