До революции Крым давал возможность прокормиться многим, хоть что-то заработать за лето. Сюда стекалось множество народа из малоземельных губерний России, из бедных украинских деревенек. Можно сказать, что родителям Якова повезло: не приходилось брести по дорогам — от усадьбы к усадьбе, спрашивая работу, каждый раз гадая, какой попадется хозяин и сколько удастся привезти домой денег. У них был «свой» барин, помещик Корчагин, имевший под Ялтой экономию. Мать работала в саду и поле, отец был и за плотника, и за кучера. «В 1902 году одна из поездок стала роковой для деда, — рассказывает Татьяна Вербова. — Лошади понесли, он так крепко ухватился за вожжи, что ему вырвало обе руки. Началась гангрена — как тогда говорили, «антонов огонь», и осталась бабушка вдовой с двумя маленькими детьми. Четыре года мучилась она в нищете, тяжело работая, а там сосватал ее односельчанин, детей принял как родных и фамилию дал свою: Вербов». Отчим, когда началась Первая мировая война, постарался уберечь Якова от призыва: дал мзду местному попу, и тот подчистил запись в церковной книге, сделав парня на 4 года моложе.
Но война — уже Гражданская — его все равно не миновала и, возможно, как и многих других крестьянских парней, перемолола бы в своей мясорубке. Были и бои, и служба в заградительном отряде, ранение, плен, освобождение, а потом госпиталь с долгим выздоровлением уже от тифа. Зато потом судьба будто бы решила щедро наградить красноармейца Якова Вербова — его послали в Москву, в школу кремлевских курсантов. Они, между прочим, охраняли самого Ленина, Якову довелось дважды видеть первого человека советского государства. А однажды к нему прибыла… делегация из родной деревни: помоги, мол, Яша, к Ленину попасть. Ходоки просили заступиться за них: на деревенский лес претендовали соседи. Землякам Вербов устроил аудиенцию у Калинина, а потом мужиков действительно принял Ленин — вот о чем, а о таких случаях говорили правду. Два мешка курской антоновки Ильич взял, распорядившись отправить их в детдом, а крестьянам пообещал помочь.
А сколько было в родной деревне шума, когда Яков, оставшийся в памяти стариков и старушек босотой, что гоняла по деревне, наведываясь, как свойственно пацанам, в чужие сады, вдруг приехал из Москвы на побывку! На дрожках, в форме и хромовых сапогах! И увез из деревни первую красавицу Машу. Для нее сказкой показалось, когда молодой муж привел ее в магазин и широкой рукой принялся метать на прилавок все самое красивое. Пообещал, что так будет всегда, — и сдержал слово, всю жизнь он души не чаял в своей жене.

На костях

Уже в конце 30-х годов в воздухе будто висело неосязаемое, но близкое и тревожное ожидание. По армии уже прошелся частый гребень арестов, закончилась такая бурная и блестящая карьера множества командиров. В 1939 году майор Яков Вербов стал командиром 264-го стрелкового полка 3-й Крымской дивизии и спустя всего три месяца после этого уехал с ним из Симферополя в Монголию. Скорее всего, именно поэтому репрессии обошли его стороной. Более того, через короткое время после начала войны он стал полковником — звание присвоили, перескочив через одну ступеньку, очень уж нужны были обезглавленной армии командиры.
Татьяна Яковлевна очень хорошо помнит, как в первые послевоенные годы дверь дома, где жили Вербовы, буквально не закрывалась: приходили друзья, знакомые, офицеры и рядовые, воевавшие с отцом. Приходили письма от родственников, те просили генерала Вербова написать, где именно погиб их отец, муж или сын, где та братская могила, над которой можно поплакать. «Что я им скажу? — говорил тот жене. — Я каждого в лицо не знал, в глаза не смотрел. Да и как запомнить, если пригнали солдатиков, в первом же бою почти всех положили — и гнали следующих…»
В 1941 — 1942 годах Яков Вербов был одним из тех, кто удерживал Крымский фронт. Одна из его наград получена, что большая редкость, не за наступательную операцию, а за организацию отступления. До последнего его подразделения удерживали переправу через Керченский пролив. Он рассказывал, что вода у берега была красной от крови — столько людей остались там навсегда.
Но сначала-то Вербов ждал не ордена, а трибунала: всех, кто «сдал Крым», решили показательно наказать, чтобы другие крепче утвердились в позиции «ни шагу назад». Уже после фильтрационного лагеря его привезли в трибунал, и сидел он, без ремня, с содранными кубарями, когда мимо со свитой прошел… Семен Буденный, помнивший Вербова еще по школе кремлевских курсантов. Узнал, в чем дело, — забрал с собой. Спас. Дали новое назначение, отправили на фронт.
Победа была построена на костях. Часто успеху способствовали не хорошая подготовка, а огромное, невероятное число жертв. Как в песне: «мы за ценой не постоим». Не только у рядовых, но и у генералов не было выбора, если партия и правительство приказывали совершить очередной подвиг.
Татьяна Яковлевна вспоминает, что отца всю жизнь мучил эпизод, связанный с взятием города Мемеля (нынешней Клайпеды) в начале 1945 года. Высшее командование установило конкретный срок, а подойти к городу можно было только по тонкому ненадежному льду пролива. Первыми к проливу пошел штрафбат, «смертники», «пушечное мясо». Они видели, как, проламывая лет, идут ко дну танкетки с пехотинцами, и их снова и снова, волну за волной, посылали на лед. Здесь, как и в Керчи, вода отливала красным. Многие из тех, кто не выжил, стали без вести пропавшими — полностью потери показывать было не принято.

По заслугам и внешности

Каким было 9 мая — день капитуляции Германии, в семье Вербовых вспоминали часто. В московской коммуналке, где они тогда жили, один из соседей «подпольно» слушал радиоприемник, он не сдал его, как полагалось. И вдруг глубокой ночью этот интеллигентный человек словно сошел с ума, бросился стучать в двери соседей, что-то выкрикивал. «Война закончилась!» — вот что удалось понять всем, когда мужчина чуть успокоился. И не он один, видимо, был таким «подпольщиком», потому что на улицах сразу же появились люди, они обнимались, плакали.
В середине мая приехал Вербов, его в числе тщательно отобранных фронтовиков с боевыми наградами вызвали для участия в Параде Победы. Негласно прибывших сортировали по внешности, шеренги формировали из людей одинакового роста, меряя по головам натянутой веревочкой. Предельно низкий рост, как рассказывал дочери Яков Вербов, был 172 см. Маршировали целый день, ноги отбивали в кровь. Не каждый выдерживал эти долгие репетиции — а продолжались они около месяца. Тех, кто падал от напряжения в обморок или напрочь сбивал ноги, отправляли к месту службы.
Участникам парада спешно шили новую форму. «У меня нет доказательств, но, по рассказам родителей, в то время ходили упорные слухи, что приехала жена британского премьера Клементина Черчилль (люди попроще тут же стали называть ее «Черчеллихой») и привезла сукно цвета морск
ой волны. Вот из него-то и сделали парадную форму для Парада генералам», — делится Татьяна Вербова.
Парад должен был стать грандиозным зрелищем, в нем участвовали больше 40 тыс. человек, открывали колонну сводные полки 11 фронтов, в каждом больше тысячи человек. Они проходили в таком порядке, в каком располагались все линии боевых действий к концу войны. После того как торжественно были вынесены и брошены на деревянный помост две сотни захваченных в боях немецких знамен и прошли войска, должны были пройти гражданские колонны. Они с самого утра запрудили прилегающие улицы и ждали команды. Но демонстрация была отменена из-за проливного дождя.
«Мама рассказывала, что на отце сухой нитки не осталось. Самое страшное, что драгоценный мундир, выстроченный золотом, намок — а вечером нужно быть на банкете в Кремле, — вспоминает дочь генерала. — И вот родители, а с ними их друг, тоже участник Парада, метались по всей Москве, искали портного, который до вечера отпарит и высушит форму. О, этот день для московских портных стал золотым, таких заказчиков было полным-полно! Вечером отца снарядили, отправили. В двенадцать ночи его нет, в три нет, привезли только к обеду следующего дня. Он потом говорил, что на банкете многие расслабились: все-таки Парад прошел на ура. Но организаторы это предусмотрели: за каждым из гостей стоял наблюдающий, как только участник банкета отключался, его аккуратно поднимали из-за стола, вели или несли в гостиничный номер, где он приходил в себя».
Парад Победы для всех стал своего рода большой жирной точкой в пятилетней битве за свою страну. Вехой, за которой больше не было войны.
дочь Татьяна Вербова Яковлев.