НОВОСТИ ДВИЖЕНИЯ

Башир Гумеров прошел войну фельдшером, был командиром санитарного взвода 504 минометного полка. Участвовал в защите Ораниенбаумского плацдарма, в прорыве блокады Ленинграда, освобождении Риги.  После войны продолжил медицинское образование. Стал заслуженным врачом Башкирской республики, возглавлял в Уфе инфекционную клиническую больницу № 4 и городскую поликлинику № 34.

Воспоминания Башира Халяфовича Гумерова полностью опубликованы на страничке солдата на нашем сайте.

Курсант Уфимской школы младших военных фельдшеров Башир Гумеров, 1942 год

«Я, Гумеров Башир Халяфович, призван в ряды Советской армии Учалинским РВК Башкирской АССР в апреле 1942 года и был направлен в г.Уфу в школу младших военных фельдшеров… Учились мы напряженно, так как программу, рассчитанную на 3 года, должны были одолеть за 9-12 месяцев… К январю 1943 года программу обучения в основном выполнили, и в последних числах января нас погрузили в товарные вагоны (теплушки)…  

Москва встретила нас сурово. Противотанковые надолбы, гора мешков с песком, аэростаты. Окна наклеены крест на крест бумажными лентами. Из Москвы нас, 40 человек, направили в распоряжение санитарного управления Волховского фронта, в том числе 23 человека – в распоряжение санотдела 2-й ударной Армии.

2-ая ударная армия (это та Армия, которой в 1942 г. командовал Власов, сильно пострадала в свое время в результате предательства командующего) в январе 1943 года принимала участие в прорыве блокады Ленинграда (12-18  января) и после прорыва держала фронт от Невы на западе до ст.Назия на востоке. За стеной Армии – коридор. По этому коридору буквально за несколько дней была проложена железная дорога, и эта дорога, вплоть до 1944 года была единственной транспортной артерией, снабжающей г. Ленинград, Ленинградский фронт всем необходимым. Железная дорога проложена в 3-4 метрах от Южно-Ладожского канала (см. Беломор. Балтийский канал) и, перевозки в то время были только ночью. Ширина коридора – 5-6 км, длина 10-12 км. На этой земле – г. Шлиссельбург, рабочие поселки №1,2,5 и другие. До войны в этих поселках, видимо, жили и работали люди на торфоразработках. Южнее поселка № 1 – множество торфяных карьеров.

…Наш минометный полк поддерживал своим огнем (120 мм минометы) стрелковые дивизии, удерживающие линию фронта, чтобы не дать немцам закрыть коридор. Немецкая группа войск, расположенная против коридоров в районе Синявино, видимо, имела задачу закрыть коридор во чтобы то ни стало, поэтому бои здесь шли днем и ночью. Военная техника – пушки, танкам здесь на торфяном болоте делать нечего, и интенсивность огня были достаточны с 2-х сторон. Хотя Совинформбюро часто сообщала «на остальных участках фронта было спокойно» или «шли бои местного значения», здесь бои не прекращались всю весну и лето 1943 г.

…Вся 2-я Армия за короткий срок (вторая половина декабря 1943 г. и первые 5 дней января 1944) оказалась переброшенной из ранее занимаемых позиций между Шлиссельбургом и Назией на «Ораниенбаумский пятачок», который стал плацдармом для накопления сил и начала боевых действий.

За 2 недели в «пятачке» наш батальон успел «зарыться» в землю, расставить по берегу Финского залива огневые точки (в основном, пушки мелких калибров и станковые пулеметы «Максим»). Стояли морозы, началась эпидемия гриппа с высокой температурой. Тяжелобольных мы не могли держать у себя. У нас не было изоляторов и свободных помещений, и мы вынуждены были отправлять их в медсанбат. За короткий срок наши роты, взводы поредели.

Помню, числа 8 или 9 января мы с одним офицером на лошади (на санях) выехали и посетили 3-4 огневые точки, расположенные на берегу Финского залива. Расчет огневых точек состоял из 5-6 человек и в каждой точке были больные гриппом. Одни начинали недомогать, другие уже поправлялись. В одной огневой точке я обнаружил солдата с высокой температурой (39,50) тяжелобольного. Его пришлось взять с собой и сдать в Полевой Подвижной госпиталь. Какого профиля был госпиталь, теперь уже не помню, он находился на нашем пути в полк, и нашего больного они приняли. У нашего солдата была крупозная пневмония.

Несколько слов об «Ораниенбаумском пятачке». Город Ораниенбаум расположен на берегу Финского залива. В Ораниенбауме и его окрестностях, как ни старались фашисты, им не пришлось побывать. Мощным артиллерийский заслон из кораблей Балтийского флота дислоцировались в Кронштадте и береговой артиллерии из фортов, героизм советских солдат удержали этот участок земли размером около 20-25 км х 15-20 км.

…И вот на 4-м году войны предстояло использовать этот участок нашей земли для накопления сил и средств для нанесения удара по фашистам… Если по Гатчино двигались медленно и с боями, то дальше дивизия шла быстро, проходя через районы, где все уничтожено, у домов одни кирпичные трубы печей, где и населения не видно, то застревала, выбивая немцев из укрепленных ими населенных пунктов.

Помнится, у одного населенного пункта два полка застряли на 4-5 дней. Деревня, названия не помню, стоит на пригорке, на поляне размером 1,5 х 1,5 км. А далее, куда ни глянь, лес со всех сторон.

Когда с ходу деревню освободить не удалось, командование поручило нашему полку обойти деревню лесом, выйти на Юго-Западную часть и в лесу освободить дорогу, по которой немцы могли ждать подкрепление.

В сумерках батальон углубился в лес. Все боеприпасы для винтовок, автоматов, гранаты, батальонные минометы с комплектом мин к ним были на плечах бойцов. С батальоном двинулся обоз, состоящий из одной пушки 45 калибра на конной тяге, повозка командира взвода связи с телефонными аппаратами, катушками телефонного кабеля, мои повозки. Одна – мои одноконные сани, другая – пароконные, которые передал мне старший врач полка для вывоза раненых. Пришлось идти недолго, так как наш транспорт вынуждены оставить и вернуть в тыл батальона. Вначале оставили пушку и пароконную повозку, а через полчаса – повозки командира связи и мою.

На плечи бойцов добавились катушки и телефонный аппарат, два мешка с перевязочным материалом. С повозками по приказу командира остался командир взвода связи лейтенант.

Пока командир батальон ориентировался, пока давал приказы занять круговую оборону, расставить куда оружие ПТР, станковые, ручные пулеметы по дороге со стороны, противоположной от деревни, послышался шум автомобильного мотора. Автомашина, крытая брезентом, вместо задних – гусеницы, как-то быстро подъехала в расположение батальона. Тут несколько беспорядочных выстрелов в сторону кабины. Машина остановилась. С предосторожностями подошли к машине, осмотрели со всех сторон – никого нет.

В темноте, как послышались выстрелы, немцы, видимо, недолго думая, убежали назад. Остаток ночи прошел в устройстве батальона в лесу, в установке огневых точек. Машина оказалась почти пустой. В ней ехали, судя по осмотру человека 3-4, не более. В кузове лежали 3 легких одеяла (потом они очень пригодились), упаковки с сигаретами и медицинская сумка с небольшим набором инструментов, таблеток, бинтов).

Круговая оборона с усилием против деревни и в то время занимала круг диаметром около 400-500 метров. Лес стоял сосновый, густой, высокий, только в сторону деревни несколько реже. Деревня от опушки леса метров 800, на окраине деревни расположена немецкая полевая кухня (потом немцы выстроились в очередь на завтрак).

Утро прошло спокойно, во второй половине дня наши солдаты вступили в перестрелку с колонной немцев, шедшей в деревню, отбросили немцев назад. …У меня появились раненные. Мой «лазарет» был оборудован в неглубокой впадине (20-30 см ниже уровня земли) около большой сосны… Мороз стоял 8-12 градусов ниже нуля. Раненных (из них 2 тяжелых с ранениями нижних конечностей с повреждениями костей) накрыл трофейными одеялами, шинелями убитых наших солдат, снял шинель с себя, оставил фуфайку. В батальоне еда была у каждого солдата (сухой паек на 3 дня), но воды ни у кого не было. Ели в сухомятку.

…Где–то в середине дня фашисты из деревни открыли интенсивный артиллерийский огонь, выпустили два танка, которые начали на ходу стрелять. И это же время совпало с приказом выходить батальону в расположение 1 полка.

На моих глазах разрывной пулей ранило санинструктора Кузовову. На месте правого глаза – обширная рана с обильным кровотечением. В таких случаях искать, выяснять, что именно повреждено, что цело – значит терять драгоценные секунды. Я положил давящую повязку, пришлось наматывать бинт на всю голову, включая второй глаз, проводил до повозки, велел быстро домчать до ПМП.

Вернувшись назад, я увидел, как лейтенанта (командира взвода связи) волокут по снегу. Я побежал навстречу, стал быстро расстёгивать полушубок, чтобы узнать, куда ранен. Но уже через несколько секунд он закрыл глаза. Разрывная пуля попала в бедро и повредила бедренную артерию. Лейтенант умер от кровопотери. С нами он пробыл не более 2-х часов.

После выхода из тыла противника батальон в течение одного дня привел себя в порядок и 21 февраля вновь занял позицию напротив этой же деревни. После небольшой по времени, но интенсивной артподготовки начали наступать. Только к ночи удалось освободить деревню. Как всегда, во время боя я занимался организацией эвакуации до ПМП тяжелораненных. В этот раз тоже было так. Наступил вечер, остановив повозку с санитарами у окраины деревни, я пошел пешком вдоль плетня, огородов, впереди темнели дома. Вдруг слева со стороны огорода слышу стон. Остановился, прислушался.  Да, стонет человек. Стараюсь идти осторожно, бесшумно в ту сторону, откуда слышал стон. Впереди на земле что-то чернеет. Подхожу ближе, спрашиваю, кто ты. Стон усилился, я понял, что это наш раненный. Расспросив, узнал, что он боец первого батальона нашего же полка, в боях три дня назад (кода мы сидели в тылу у немцев), его ранило в оба глаза, и он потерял зрение, не знал куда идти. Так он пролежал без движения, обморозил руки и ноги. На плече вещмешок с нехитрым багажом и запасом продуктов, в том числе, сало. Когда я назвал себя, он весь затрясся, заплакал, оказывается, он меня знает. Не знал, что делать от благодарности, что его нашли свои, вывезут, и он будет жить. Я его тут же погрузил к подъехавшим саням и дал команду быстро отвезти в ПМП.

…25 февраля осколком мины меня ранило. Это случилось недалеко от дер. Середка, в 45 км севернее г.Пскова, недалеко от Псковского озера. ПМП, МСБ, эвакопункт в г.Пскове, посадка на санитарный поезд, и в ночь со 2 на 3 марта я оказался на койке в госпитале в г.Ленинграде».