НОВОСТИ ДВИЖЕНИЯ

Федор Николаевич Белецкий всю жизнь проработал на Харьковском турбинном заводе. Пришел туда в 16 лет, там нашел жену, туда вернулся после фронта. Своим детям и внукам он оставил воспоминания. Они охватывают большой период – с начала прошлого века до 1943 года, когда закончился боевой путь старшего лейтенанта Белецкого. В них  революция, Гражданская война, коллективизация, индустриализация и фронтовые будни. Федор Белецкий ушел на фронт добровольцем в 1941-ом. Закончил Львовское пехотное училище и в звании офицера был направлен на фронт командиром бригады в разведроте. Бои под Волоколамском, первая встреча с "кукушкой" – финским снайпером. В конце декабря 1941 года – первое ранение, госпиталь. В начале мая 1942 года батальон, где служил разведчик Белецкий, был высажен в Смоленской области в немецкий тыл с заданием: найти в лесах остатки кавалерийского корпуса во главе с генералом Беловым и  собрать остатки бойцов, которые остались в деревнях при отступлении 1941-42 г.г. Задание было выполнено. Во время этой операции Федор Белецкий снова был ранен и направлен в госпиталь. Уже через месяц он вернулся в строй. В 43-ем участвовал в боях на Курской дуге в районе Прохоровки. Это время он тоже подробно описывает в своих воспоминаниях. Военная служба закончилась после третьего, тяжелого ранения, полученного под Харьковом.

Мы публикуем отрывок из воспоминаний, записанных самим Федором Николаевичем – о том самом особом задании в немецком тылу. Прочесть их полностью можно на странице старшего лейтенанта Белецкого.

"Весна 1942 года застала меня в Запасном полку. С домом я вел постоянную переписку, да и ответы получал регулярно... 5 мая, по возвращении с полевых занятий, всех офицеров батальона пригласили в штаб полка, где предупредили: сегодня никаких других занятий не проводить и никуда не отлучаться. Нашему батальону, в полном его снаряжении, предстоит выполнить особое задание, над которым сейчас работает весь штаб полка.
Недолго пришлось нам ожидать. В 17-00 часов того же дня батальон был поднят по боевой тревоге. В полном боевом снаряжении нас выстроили на одной большой поляне. Возле поляны, на дороге стояли около 50 грузовых машин судобеккеров.

На каждый взвод положено 6 противотанковых ружей и два ручных пулемета. Все это было выдано нам вместе с пятисуточным сухим пайком. Боезапас, то есть патроны, везли отдельно, конечно, кроме того, что положено к каждому противотанковому ружью и ручному пулемету. Всю эту подготовку проводили в такой спешке, что про нас офицеров вообще забыли и, к нашему несчастью, личного оружия мы не имели. Позже пришлось добывать его в боях.

Только в г. Подольске мы узнали, что нас высадят десантом в тыл к немцам, а врученный нам пакет будет вскрыт по прибытии туда. На вылет я со своим взводом попал на второй день, то есть 7 мая.

Когда мы перелетали через линию фронта, ее очертания были хорошо видны, хотя было еще только четыре часа утра. Самолеты, в которых мы летели, были хорошо обстреляны нашей артиллерией. Стрелок радист был вынужден дать красную сигнальную ракету. Обстрел нашими прекратился, а немецкая артиллерия не успела – мы были уже далеко за линией фронта...

Посадочная площадка для самолетов, подготовленная партизанами. находилась на окраине небольшой деревушки вблизи от леса. Это была Смоленская область.
На третий день, когда прилетели последние самолеты, мы оборудовали для штаба батальона глубокую землянку в четыре наката. В нее могли поместиться с ночлегом 15 человек.
В тот же день был вскрыт пакет, где нам ставилась задача: найти в Смоленских лесах остатки кавалерийского корпуса во главе с генералом Беловым. Кроме того, нам вменялось в обязанности собирать всех наших бойцов, которые оставались в деревнях при отступлении 1941-1942 г.г.

Начальник штаба батальона выдал всем нам офицерам карты данной местности с намеченными маршрутами и конечным пунктом сбора через 10-12 дней.

Я и соседний взвод, получив задание, в тот же день отправились на его выполнение. Позже мы узнали, что место посадки наших самолетов, той же ночью после нашего ухода было атаковано немецкими бомбардировщиками. Штабная землянка была полностью разрушена. Из всего штаба и командования батальоном остался жив только один писарь и два часовых, охранявших штабную землянку. Остальные все погибли. Писарь догнал мой взвод и рассказал. что из 37 самолетов. которые переправляли нас через линию фронта, было сбито 12, в основном те, которые везли продовольствие и боеприпасы. В живой силе мы потеряли только 14 человек – старшины, каптенармусы и охрану самолетов и имущества.
Когда мы остановились для отдыха, нас почти сразу же обнаружили немцы и обстреляли. В этой перестрелке погиб командир соседнего взвода и один солдат. Мне пришлось присоединить к себе всех людей под свое командование и выполнять поставленную задачу. Теперь мой отряд насчитывал около 70 человек.

На нашем пути были небольшие населенные пункты, где при отступлении оставались солдаты нашей регулярной Армии. Они присоединялись к нам.

На следующий день я со своим подразделением наткнулся в лесу на штаб кавалерийского корпуса во главе с генералом Беловым и одним взводом нашего батальона. Они раньше меня прибыли в этот район. Генерал Белов принял мой доклад и приказал, чтобы я оставил при себе человек 50, а остальных – при его штабе. Мне была поставлена задача: найти действующий в этом районе небольшой партизанский отряд, вместе с которым окопаться в деревне. Задержать немцев на несколько дней, столько. сколько сможем. Цель – основным войскам уйти как можно дальше от этого места (основные войска – понятие относительное, это были остатки наших, почти невооруженных солдат, численностью свыше 10 тысяч человек).

Когда я встретился с командиром партизанского отряда майором Жабо, мне стало ясно: основное будет лежать на мне. В его отряде насчитывалось 19 человек вместе с ним. У меня же – почти в три раза больше и лучше вооружены. Когда мы с ним договорились занять оборону на окраине деревни, он мне сказал, что у него есть 5 станковых пулеметов и боеприпасы к ним, чему я очень обрадовался. У меня же было только 12 противотанковых ружей и два ручных пулемета.
Оборону мы выкопали очень быстро, то есть к исходу дня 12 мая. По этим вопросам у меня был очень опытный, старый старшина, который хорошо оценил обстановку круговой обороны и возможное направление появления неприятеля. Так оно и вышло. К вечеру того же дня мы увидели движение небольшого отряда немцев прямо на нашу оборону. Он, конечно, и не предполагал, что мы здесь находимся.

В нашем тылу, в деревне, стояла старая заброшенная, уже без крыши, церковь, в которой мы установили 4 трофейных миномета с 8-ю минами. Когда немцы напоролись на нашу оборону, наши бойцы их просто уничтожили, только двое бежали в направлении леса. до которого было метров 800. Майор мне потом сказал: «Теперь немца надо ожидать завтра утром». Он был прав. На следующее утро, в то время, когда мы с ним пили чай после завтрака, в избу прибежал связной с передовой и доложил: «Из леса цепью в нашем направлении движутся около двух взводов немецкой пехоты». Я побежал к одному из станковых пулеметов. А майор, переправившись через речку, засел с двумя бойцами в церкви возле минометов.

Подпустили немцев на близкое расстояние и, когда заговорили наши пулеметы, они в растерянности вначале залегли, а потом просто разбежались кто куда. Перед нашей обороной осталось несколько трупов.

Такие бои продолжались ежедневно еще три дня. Правда, немцев с каждым разом было все больше и больше, но они не выдерживали нашего шквального огня.
К вечеру шестого дня нашей обороны пошел дождь. Погода испортилась. За ночь в окопах полного профиля набралось столько воды, что передвигаться в сапогах не представлялось возможным. Вода в сапоги набиралась через верх. Нужно было принимать какие-то новые решения. Я уже видел и слышал, что партизаны и мои солдаты начали поговаривать – сколько можно.

Рано утром следующего дня мы услышали гул танков. Немного погодя, увидели, что из леса выползло около 10-ти маленьких танкеток, а за ними цепью двигалась пехота. Они шли несколькими эшелонами. Их было немногим более батальона. Когда мы в бинокли стали рассматривать все это, то увидели, что немецких солдат прямо из леса выгоняли офицеры, толкая прикладами в спину.

Танки быстро настигли нашу оборону, и тогда в работу пошли противотанковые ружья. Через несколько минут перед нашей обороной горело 2 легких танка, остальные упорно двигались на нас. Я скомандовал: «Приготовить гранаты и бутылки с горючей смесью!» В этот момент рядом со мной замолчал станковый пулемет и противотанковое ружье. Я ухватил приготовленную мной противотанковую гранату, но бросить ее под танк не успел. Он переехал через окоп, где я находился. И тогда только я сообразил бросить ее в зад танка, который моментально перевернулся и загорелся. То же проделал еще один мой солдат. Какое это было зрелище – спереди и сзади нашей обороны горели немецкие танки, а солдаты и партизаны продолжали вести прицельный огонь по пехоте и танкам. Остальные танки остановились, но продолжали вести огонь по нашей обороне. А немецкая пехота залегла перед нашими окопами. У нас был очень плотный огненный заслон.

В этот момент с другого фланга ко мне прибежал майор и сказал: «Нам надо уходить, немец в несколько раз превосходит нас силой и заходит с флангов». Я приказал связному, который находился возле меня, найти старшину и передать ему мой приказ – подготовить плот.

А бойцам по линии траншей дал команду – вынуть из станковых пулеметов замки и забросить в грязь, пулеметы оставить, вынуть из противотанковых ружей затворы и выбросить, ружья оставить, забрать как можно больше боеприпасов и отходить к реке в условленное место.

Когда мы переправились через реку, разрубили трос. Плот быстро поплыл по течению реки. Майор подал мне руку, пожелал счастливого пути. Сам он с остатками своего отряда удалился в ближайший овраг. Больше с майором Жабо на дорогах войны мне встречаться не пришлось. О действиях его партизанского отряда хорошо описано в воспоминаниях Г.К. Жукова.

Я со своим отрядом, перебежками, по огородам, уходил к лесу, до которого было метров 500. Немец нас обстреливал с другого берега реки со всех видов оружия: пулеметов, автоматов, легких минометов.

После очередной перебежки я обнаружил, что потерял пистолет, который был у меня за пазухой. Я возвратился и подобрал его , В этот момент я почувствовал, что ранен, и снова в правую ногу, почти в то же самое место, что и в первый раз в 1941 году под Москвой.

Я продолжал бежать, так как видел впереди безопасное место. Когда почти скатился с огорода на луг, почувствовал, что пули свистят вверху, не задевая нас. До леса оставалось метров 100. Это было наше укрытие. Это было окончанием выполнения задания генерала.

Ко мне, ведя за повод лошадь, подошел мой ординарец-старичек и сказал: «В деревне мне предложили коня, я и взял. Садитесь на него, ведь Вы ранены». Это было мое спасение. Я потерял много крови, перевязку делать было некогда, да еще и дождь не давал возможности. Пройдя несколько километров лесом, мы почувствовали, что нас уже никто не преследует и можно отдохнуть.

Остановились, подвели итоги. Вместе со мной и старшиной, нас осталось 37 человек, два ручных пулемета, у всех немецкие автоматы и по несколько обойм с патронами, а также, немецкие и наши гранаты. Это было очень хорошо. Старшина доложил, что все наши раненые направлены по маршруту, который он запомнил, не имея карты. Три убитых бойца похоронили местные жители деревни.

Долго мы еще догоняли своих. По пути, почти в каждой деревне, к нам присоединялись задержавшиеся при отступлении солдаты. Их называли в этих местах приймаками.
В одном месте я со своими бойцами и приймаками, которых у меня насчитывалось уже около сорока человек, наскочили на группу кавалерийского корпуса генерала Белова. Во главе этой группы был полковник кавалерист. Мы попали в очень неприятную обстановку. Это было рядом с Ельнинскими болотами, где было большое сражение. Вместе нас насчитывалось свыше трех с половиной тысяч человек. Немцы выгнали нас с опушки леса в один небольшой овраг. Это было голое место, без единого деревца, даже бурьян и тот в этом месте не рос. К нашему большому счастью, нас застала ночь. К двум часам ночи мы почувствовали, что почти полностью окружены. Кругом стреляли. Над нами висели ракеты, то зеленые, то красные, или долго осветительные.

Среди нас нашелся один старик, который согласился вывести нас из этого мешка. Старик поставил условие – строжайше соблюдать тишину и спокойствие. Выполнять все то, что он найдет нужным. Обоз, а у нас в нем было около 70 подвод с ранеными и военным имуществом кавалерийского корпуса, за очень короткое время надо было переправить через пригорок, а потом вести его по берегу болота. Направление он укажет потом. В обозе оставить как можно меньше людей. Остальным, способным двигаться пешком, следовать за ним через болото. Идти только нога в ногу, то есть где ступил старик, ставит ногу идущий за ним. Это был самый короткий путь через болото. Немцы его не знали.
Так как я был ранен в ногу, и ходить мне было тяжело, мне разрешили бежать через пригорок, держась за повозку. Бежать пришлось порядочно, около 3-х километров. Когда мы уже спустились к болоту, я упал и отдыхал около 20 минут, а потом в числе первых следовал через болото за стариком. Первым за стариком следовал один майор. Он тщательно следил за действиями старика, и тот понимал – малейшая ошибка, и первая же пуля будет у него в затылке.

Идти по болоту – не то, что по хорошей дороге. Шли, осторожно ступая, то на кочки, то на трупы, часто задерживаясь за кустарниками. К утру мы были в безопасности. Там нас встретили местные жители и партизаны. Хорошо покормили, мне даже дали немного молока, досталось и горячего хлеба.
Партизаны нас просили, чтобы мы уходили как можно скорее. Основные части были недалеко. Леса в этом районе не опасны, их боятся немцы...

В штабе мы получили приказ с «большой земли» двигаться в направлении города Кирова, где действовала 10-я Армия, которая должна нас встретить.
А что такое двигаться в условиях полного окружения, при  наличии большого количества раненых, контуженых. Были и тяжело раненые, которые не могли сами передвигаться. А надо было еще кормить людей. Большая земля оказывала нам всю возможную помощь. Нам сбрасывали на парашютах боеприпасы, обмундирование, питание. Но все это могло попасть не только к нам. Кругом были немцы.

Каждый день к нам присоединялись все новые и новые группы окруженцев. Все это были живые люди, мало или совсем не вооруженные.

Каких только моментов не пришлось пережить за полтора месяца в тылу врага. Наша армия, как мы ее называли, насчитывала свыше 20 тысяч человек. Двигались мы по намеченному нами пути только ночью. Там, где заставал нас день, должны были укрыться, чтобы немцы не могли нас обнаружить, особенно сверху.
О регулярном питании приходилось только мечтать. Заканчивали поедать лошадей кавалеристов. Генерал разрешил резать в первую очередь тех лошадей, которые не способны везти повозку или верхового седока.

Однажды, проходя лесом вблизи деревни, мы почувствовали запах хлеба. Разведка донесла – в деревне немцы выпекают хлеб для своих солдат, и охрана деревни немногочисленна. Генерал приказал одному полковнику: «Отобрать группу, примерно 150 человек, вооруженных людей, с ходу атаковать деревню, забрать выпеченный хлеб и быстро уйти в лес». В эту группу попал и я. Было это на рассвете, примерно в 4 часа утра. Когда мы показались из леса, немецкая охрана, растерявшись, разбежалась, побросав свое имущество. Заскочив в одну избу, я и еще несколько бойцов забрали хлеб, даже тот, который еще сидел в печи, и ушли в лес. Остальные делали то же самое в других избах. Женщины, которые находились в этих домах, помогали нам забирать хлеб.

Придя в себя, немцы начали нас обстреливать. Когда я бежал огородом, одной ногой провалился в закопанную в земле бочку. В этой бочке я обнаружил что-то завернутое в тряпку. Это оказалась засоленная задняя нога поросенка. Мы с одним летчиком лейтенантом отошли немного в лес и быстро это мясо съели, а кости попрятали. Потом мы эти кости варили еще раза четыре и пили соленую водичку.

Последние 15 суток о еде мы только мечтали. Ели попавшиеся в лесу ягоды. Да и что можно увидеть в лесу ночью?

Приближались к тому месту, где нас должна была встретить «Большая земля». На нашем пути попадались небольшие немецкие обозы или мелкие подразделения. Мы их моментально уничтожали. Пленных не брали, а добычу быстро делили между собой.

Бойцы были обессиленные, обозленные и стремились как можно быстрее выйти из этого ада. Бойцов моего взвода осталось только четверо. Остальные либо убиты, либо ранены, либо пропали без вести.

Наступил день 19 июня. Мы подошли на 3 км от переднего края с тыла немецкой обороны. Приближалось 2 часа ночи. Нужно было соблюдать максимум тишины. Генерал об этом просто просил, он говорил, что это в интересах нашей же безопасности. Развернули присланную с большой земли рацию и договорились о переходе, причем, немедленном. У немцев чувствовалось затишье – они нас не обнаружили. Для генерала был прислан самолет, но он предпочел выходить в числе первых пешком, или, в крайнем случае, верхом на лошади.

Ночь оказалась теплая и довольно темная. Это было нам на руку. Пустили для пробы первых 300 человек. Прошли они без единого выстрела. В немецкой обороне был разрыв свыше километра, а на лугу в это время выросла высокая трава. Бойцы по ней бежали полусогнувшись. Когда пошли вторые вместе с генералом, то остальные уже рвались поскорее на большую землю. Руководил переправой начальник штаба кавалерийского корпуса.

Я выходил со штабом в числе последних. Уже было светло, и немцы, обнаружив нас, обстреливали кинжальным огнем. Со стороны большой земли наша артиллерия только изредка проводила артналеты на немецкую оборону. Потом нам говорили, что они боялись стрелять по своим.

Когда я на лошади достиг середины реки, она была убита подо мной и я упал в воду. Но, к счастью, там было мелко, и дно твердое. Я быстро выбрался на берег, где нас уже встречали. Какая это была радость! Бойцы даже плакали. Но это были слезы радости от возвращения на большую землю.

Приняли нас как положено. Зная, что все мы очень голодные, первое, что нам дали – это по сухарику и по котелку бульона. Но к концу дня мы были уже обыкновенные военнослужащие. Целый день мы строили себе жилища-палати, а пока размещались, кто где хотел. На завтра было объявлено собраться на поляне леса. Там стояли указатели некоторых частей. Когда мы встретились своим батальоном, нас оказалось 4 офицера и 60 солдат. Это все, что осталось от 600 человек, сброшенных десантом для выполнения специального задания..."