В мае 1943 года на Урале формировался добровольческий танковый корпус для отправки на фронт. Никто ещё не знал слов «Курская дуга», об этом напишут через годы в учебниках истории, и будут привычно и заученно повторять на уроках школяры о «танковой войне», переломившей хребет врагу, а тогда, в году сорок третьем, как и в предыдущие 41-ый и 42-ой годы, в тылу жили по единому для всех лозунгу: «Всё для фронта! Всё для победы!» И матери, жёны с кровью отрывали от своих сердец сыновей, мужей в эту гигантскую мясорубку войны и погружались в безысходность ожидания: напишет ли? придёт ли домой живой и здоровый? да хоть бы раненый, но лишь бы пришёл!

В Нижний Тагил на Уралвагонзавод, который денно и нощно выпускал танки, из Свердловска прибыли восемнадцатилетние призывники для получения техники и сопровождения её по железной дороге на фронт. За ребятами потянулись следом их матери, чтобы до последнего момента отправки побыть с сыночком, успеть глядеть-ненаглядеться на родное чадушко. Разместились матери по домам местных жителей, а местные с пониманием относились ко всем приезжим и, терпя житейские неудобства, пускали их жить-ночевать.

Несколько таких матерей устроились в одном частном домике в рабочем посёлке. Собираясь за вечерним чаепитием вместе с хозяйкой домика Зинаидой, которая по такому случаю ставила на стол доставшийся ей в приданое от родителей большой ведёрный самовар, женщины озабоченно обсуждали свои дела и всё, что слышали по радио в сводках; гадали, куда направят сыновей-призывников и, конечно, матери хотели хоть на миг заглянуть в будущее и узнать, что ждёт их: какие печаль-горе, но больше с робкой надеждой – радость возвращения сынов с фронта. Зинаида вспомнила о гадалке-ворожее, что жила в покосившейся избёнке на отшибе заводского посёлка, была нелюдима, сурового нрава – её все побаивались, но в самую острую нужду узнать свою судьбу или судьбу близкого человека обращались именно к ней.

Гадала она «на блюдце». Нальёт в блюдце воды, поставит его на стол, накроется тёмной шалью и, склонившись над ним головой, напряжённо глядя в воду, что-то тихо шепчет.

На этот раз, когда женщины зачастили к ней с просьбой погадать, она наотрез всем отказывала. Мол, и так приходил милиционер и грозил услать её за гадание «куда Макар телят не гонял».

И одна из женщин предложила:

- А пусть она гадает здесь, если Зинаида не против. Зинаида – женщина на виду, к ней многие ходят, кто скроить юбку, кто занять картошки, кто ещё зачем.

И уговорили гадалку.

В один из дней она явилась к Зинаиде со своим блюдцем, завернутым в чистую тряпку. Потребовала, чтобы в комнате никого не было. Никого-то никого, да не заметила она, что под столом спрятался сынишка Зинаиды, шестилетний Олежка. Плотная скатерть на столе, с длинной бахромой чуть не до пола, укрыла его от посторонних глаз, и Зинаида, когда после всех приготовлений гадалки выходила из комнаты, была уверена, что сынишка бегает с ребятнёй где-то на улице.

Олежка слышал, как гадалка долго возилась за столом, постукивала донышком блюдца, что-то непонятное шептала – у него уж и терпение заканчивалось сидеть тихо, а она всё вздыхала и шептала. Больше всего Олежка боялся, что страшная старуха-колдунья обнаружит его сидящим под столом, и он временами задерживал своё дыханье и прижимал ладошку ко рту и носу, чтобы нечаянно не вырвались чих или кашель. Стра-а-ашно ему было!

Наконец гадание закончилось. В комнату вошла Зинаида с немым вопросом на лице:

- Ну, как?

Гадалка помедлила, потом сказала:

- Только тебе одной скажу, и ты должна молчать! Никто из ребят не доедет до фронта – сгорят в поезде. А матерям об этом говорить не надо. Зачем их раньше времени убивать этой вестью? Смотри не проговорись – большой грех на тебе будет! Поняла?

- Да как это сгорят в поезде? И где это будет? – взволнованно спросила Зинаида.

- Не знаю, как и где и в каком поезде, но сгорят. Я видела в блюдце такую картину.

Олежка не решался вылезти из-под стола, теперь уж забоявшись и матери, а тут в комнату ещё и женщины вошли, наперебой стали спрашивать старуху-гадалку. По малолетству он многое не понял, и, главное, почему гадалка матери сказала одно – про какой-то поезд, а вошедшим женщинам - другое. Передумала, что ли? Объявила матерям, что все их сыновья вернутся с фронта живыми, но не все здоровые, некоторые будут раненые и сильно покалеченные, но живые!

Матери согласно закивали головами: «Да, да, пусть хоть какие, хоть покалеченные, но только вернутся! На войне не бывает, чтобы все были здоровыми». И женщины – Олежка сам видел сквозь дырочку в скатерти – благодарно совали в руки гадалки кто краюшку хлеба, кто кусок сахара, а кто и деньги, но от денег старуха, сердито бормотнув, отказалась.

Прошли годы… Олежка забыл об этом гадании. Вырос, поступил учиться в институт в Свердловске. Мать Олежкина после тяжёлой болезни давно умерла, отец с трудом тянул свою рабочую лямку на заводе в Тагиле, мечтал бросить работу, когда сын выучится, и будет им жить полегче.

А Олег жил в студенческом общежитии – известно как. На стипендию не разгуляешься, то и дело приходилось отправляться с ребятами на вокзал разгружать товарные вагоны с углём. Потом шли на рынок и на заработанные деньги покупали мешок картошки и ещё какой-нибудь харч, смотря по деньгам.

И вот однажды Олег встретил на рынке одну из тех женщин, у которой сын вместе с другими ребятами сопровождал танки на фронт.

- Вас тётя Надя зовут? – спросил он старую торговку. - А я – сын Зинаиды. Помните мою маму?

- Да, да, помню. Как не помнить? Мы ведь соседями были. Я тогда ещё какое-то время жила в Тагиле – устроилась работать нормировщицей на заводе.

- А Володя вернулся с фронта? – и Олег тут же осекся, вспомнив гадание у них в комнате, и как он прятался под столом, и никто не видел, как он прятался, а он подслушал разговор матери и гадалки, но не придал этому значения. Больше поверил другим словам гадалки, сказанным женщинам после.

Старая женщина сокрушённо и даже с некоторой досадой поведала Олегу:

- Наврала всё гадалка! Не дождались мы с бабами своих сыновей, и все как одна получили похоронки! Встретила бы я её, эту врушу, сейчас – не подпустила бы к себе ни на шаг!

Олег не стал торопиться раскрывать правду – он боялся, что Надежда не поверит ему, да и он плохо верил уже сам себе. Может, что он тогда, сидя под столом, не так понял или забыл какие-то детали разговора гадалки с его матерью? Спросил:

- Да где же погибли ребята? И неужели никто не выжил?

- Все в один день и час погибли. Сгорели в поезде под Орлом. Налетели немецкие самолёты, побросали бомбы. Море огня было: ад кромешный. Несколько человек выжило – обгоревших до мяса, лечились потом по госпиталям, написали нам, но это были не наши сынки. Наши – сгорели, так и не успев повоевать.

И Олег ясно вспомнил, о чём рассказывала гадалка его матери, и пересказал Надежде.