Рассказывать о войне дядя Фёдор не любил. Он вообще не был многословным рассказчиком в отличие от своего говорливого младшего брата и моего отца. На все наши  расспросы отмахивался:
- Чего рассказывать? Век бы о ней не слышать и ничего не видать!
Между тем я знала, что он воевал на двух войнах. В январе 1940 года его призвали на Финскую и в том же году списали по ранению в левую ногу. А потом была  война с Германией, и об этой войне лучше расскажет его военный билет, который я спустя многие годы, уже после смерти дяди Фёдора, держала в руках. Сведения о нём в военном билете скупые, но исчерпывающие, а главное – правдивые:
«Год рождения 1911. Рост 168, размер обуви 39, образование - 4 класса. Военная специальность: стрелок, рядовой. Призван в июне 1941 года. 427 Гвардейский стрелковый полк. Стрелок с июня 1941 года по декабрь 1943 года. Уволен в запас по ранению с декабря 1943 года. Ранение: тяжело ранен в ногу 23 ноября 1943 года.»
Снова раненая нога да вдобавок ещё и тяжёлая контузия. Смутно припоминаю, как он появился в нашем деревенском доме в году 1944. Я была слишком мала, чтобы осознать, откуда он приехал. Они с моим отцом сидели за столом, выпивали, но при этом мой отец выглядел обыкновенно, а у дяди Фёдора водка выплёскивалась из стакана – так его всего сотрясала дрожь.
Через несколько лет наши семьи жили уже в одном городе. Дядя Фёдор работал грузчиком на автозаводе; хоть и с больной ногой и грыжей в паху, грузил тяжёлые болванки и коленчатые валы. Конечно, пил регулярно, что не могло не вызвать скандалы в его семействе. Когда терпение у тёти Тани лопалось, она кричала в слезах, адресуясь к мужу: 
- Гитлер ты проклятый, всю душеньку мою вымотал!
На что дядя Фёдор, заплетаясь пьяным языком, ответствовал:
- А ты – Турман мериканский (президент США Трумэн), бонба атомная! Хоть бы тебя разорвало в клочки!
Несмотря на серьёзность скандала, мы с моей двоюродной сестрой Галькой, слыша такие сравнения, давились от смеха.
- Уйду! Уйду! – причитала тётя Таня, срывала с постели покрывало, кидала на него кофточки и юбки из сундука и, связав своё имущество в узел, уезжала жить на время к своей сестре  в деревню.
Дядя Фёдор  сам хозяйничал по дому, варил в котелке похлёбку и, уходя рано утром на работу, будил дочь Гальку и наказывал, чего ей надо делать днём. Привычная к скандалам Галька не очень-то и расстраивалась, тем более, что тётя Таня недельки через две возвращалась домой, молча кидала свои юбки и кофточки обратно в сундук и принималась за домашние дела. Дядя Фёдор приходил вечером с работы, говорил обычным, как будто и не было ссоры, голосом: 
- А пришла… Вот и ладно.
 И на время в семье наступал мир и покой.
Моему отцу, как и всем нам, хотелось послушать, как воевалось дяде Фёдору. Однажды отец спросил его, приходилось ли ему на фронте ходить врукопашную, на что дядя Фёдор ответил:
- Нет, не приходилось, а вот у соседей, слышал, ходили. Дадут им спирта – и в штыки! Рус-Иван храбрый: уря, уря! Готов на своём пути любого зап…рить.
А мне не давало покоя его полученная на войне рана. Думалось о каких-то геройских атаках.
- Дядя Фёдор! – приставала я к нему. – Ну, расскажи, как тебя ранило?
- Да чего там рассказывать? Я в атаки никакие не ходил. Куда мне бегать с больной – то  ещё с Финской войны ногой? Кашеварил я за повара. Немец налетел, бросил бомбы. Одна разорвалась совсем близко, и я оказался вместе с кашей на дереве. Свалился с дерева – нога хрясь, и память отшибло. Вот и вся моя война.
Я была разочарована:
- Э! А говорил, что стрелком ты был! Значит, и немцев убивал.
- Всяко бывало. И стрелком был. А то как же?
И дядя Фёдор однажды, наконец, расщедрился на такой рассказ – прямо сказать, невероятный, до сих пор трудно поверить, что так могло быть. Рассказывал:
- Самое тяжёлое на войне было, когда курить охота, а нечего. Сидим в окопе, и ни у кого из солдат ни крошки табаку. Стали закуривать сухую траву, да какой от этого прок? Прямо ухи опухают, так курить охота. И ведь не подвозят какую неделю уже. Интенданты, язви их, тыловые крысы! Днём – то нам ещё некогда о куреве думать, а как вечер или ночь – прямо страсть как хочется покурить!
Вот сидим в окопе, командиры наши ушли в свои блиндажи с санитарками спать. Вечер. Тихо так, и слышно далеко-далеко. И вот слышим, как на немецкой стороне, тоже в окопах, играет  какой-то фриц на губной гармошке. А потом – голос издалека:
- Рус! Давай спой «Катуш»!
А мы злые, как черти! Эх, так твою разэтак! Долбануть бы тебя из «Катюши», чтобы и мокрого пятна не осталось!
А фриц не унимается:
- Эй, Рус! Ползи сюда. Дам цигарет!
И тут наш Ванька вдруг загоношился:
- А что, ребята? Сползаю! Ну курить же охота!
Мы его отговариваем:
- Ты что, дурак? Смерти захотел? Не немцы, так свои расстреляют за то, что к немцам ползал.
А Ванька:
- Да ну! Двум смертям не бывать, одной не миновать! Курить же охота!
И уполз в темноту.
Мы сидим, слушаем: счас понужнёт автоматной очередью, и нету нашего Ваньки. Но вроде – всё тихо. Может, в плен Ваньку захватили? Времени много прошло – мы уж и рукой махнули.
Не-е-ет! Вдруг слышим: зашуршало, а потом в окоп свалился Ванька. В руках у него четыре пачки немецких сигарет, шоколадка и банка какавы! Шоколадку с какавой, конечно, в сторону, а сигареты давай делить на всех. А Ванька просит:
- Курите в рукав, что ли, чтобы дым не унюхали наши командиры. Да меня-то не выдавайте, не подводите под трибунал!
Дядя Фёдор замолчал, я тоже молчала, переваривая эту историю. Не выдержала, спросила:
- Да правду ли ты говоришь, дядя Фёдор? С чего это вдруг фриц раздобрился?
- Кто его знает? Может, письмо какое хорошее из дома получил? Немцы – то тоже разные были. У командиров – одна война. У солдата – другая. Командир – солдату: иди в штыки или под танк с гранатой ложись . И не рассуждай, иди и умирай…
А в общем-то дяде Фёдору повезло на войне. Домой вернулся живым. После смерти вначале тёти Тани «от сердца», потом и дяди Фёдора «от старости» мы с Галиной достали из шкафа завёрнутые в тряпочку награды: самая дорогая,  военная  медаль «За отвагу». Иной раз она значила больше, чем орден. Из других наград -  юбилейные: «20 лет Победы», полученная в 1967 году, «30 лет Победы», полученная в 1976 году, «60 лет Вооружённых сил СССР» - в 1978 году и, наконец, вспомнили, что человек проливал свою кровь за родину и наградили в 1985 году орденом Великой Отечественной войны Второй степени. Наверняка были бы и другие юбилейные награды, если  дядя Фёдор пожил подольше.
 Прошли годы, я уже старше моего дяди, но мне по-прежнему хотелось бы расспросить его о многом. Например, и в этом рассказе были неясности в деталях и какие-то недоговорённости. Ну добыл Ванька курево, сползав в немецкий окоп, а вот как добыл на самом деле – дядя Фёдор не уточнял. Может, на самом деле он убил того «доброго»  немца? Не любил дядя Фёдор рассказывать, а уж про войну тем более. «Век бы о ней ничего не слышать и ничего не видать!» Вот и весь сказ. После войны дядя Фёдор жил трудно и свою медаль «За отвагу» никогда не цеплял. Не хотел вспоминать войну.
А вот мы должны, обязаны помнить о том, что такие дядьки завоевали нам победу, не требуя от нас, молодого поколения, ничего. Одно только у них было желание: чтобы больше никогда не было войны, чтобы забыть о ней навсегда!                                                                 Л. Кузьмина