НА СЕДЬМОМ СТРОИТЕЛЬНОМ УЧАСТКЕ

3-го июля 1941 года на площади возле Библиотечного института собралась молодежь. На митинге было принято решение отравиться на трудовой фронт в Смоленскую область на постройку оборонительных противотанковых заграждений. На следующий день вся молодежь, участвовавшая в митинге, захватив с собой кружки, ложки и смену белья, явилась на железнодорожную станцию, где ждал сформированный из товарных вагонов состав.
Вскоре мы прибыли к конечному пункту, поздно ночью. Состав двигался с задержками и главным образом в ночное время. Вражеская авиация периодически появлялась над железной дорогой. После короткого ночного отдыха нас определили в различные отряды и вывели на рабочие места, и тyт же мы приступили к работе. Основным инструментом у нас была обычная лопата. При возведении эскарпов и контрэскарпов учитывался рельеф местности: суходолы, возвышенности, впадины превращались в непреодолимые для танков препятствия. Трассу на местности с учетом рельефа выбирали технические руководители. Мы подчинялись 7-му строительному участку 2-го укрепрайона. Иногда трасса образовывала практически сплошную линию. Рабочий день у нас начинался рано утром, а заканчивался поздно вечером. Питание было очень простым: 0,5 кг хлеба, полужидкая пшенная каша, четыре кусочка сахара и чай. Возвращались поздно вечером на ночлег в колхозный овин или сарай. Постелью служили сено или солома.
Иногда ночью мы слышали надсадный вой немецких самолетов, направлявшихся бомбить Москву. Работали мы недалеко от фронта. В отдельных случаях это расстояние не превышало 40-60 километров. Налетов авиации и обстрела наших растянутых на многие километры цепей не было.
Однажды у нас появился военный, одетый в форму командира Красной Армии. На нем была новая одежда, а в петлицах его гимнастерки были три квадратика и эмблема танкиста. Он деловито осматривал, хвалил выполненную работу, не находя в ней никаких недостатков. Так он двигался по нашим цепям.
Однако вскоре нам стало известно, что этот "командир" задержан и изобличен как фашистский лазутчик. Содержание заброшенных листовок и пароля в нем говорило о том, что оно было составлено русскими эмигрантами. Листовки разбрасывались вручную: они аккуратно складывались на траве вблизи нашей работы. Однажды над нами появился самолет, который летел на низкой высоте. Неожиданно от него отделился парашют с каким-то грузом. Недалеко от нас он опустился на территории, покрытой высоким и густым кустарником. Мы бросились к тому месту, где опустился парашют, но тщательный осмотр не дал никаких результатов.
Впоследствии мы пришли к выводу: груз на парашюте был сброшен немецкому разведчику,по-видимому, это было питание для радиостанции. Не знаю, этот случай или сведения, поступившие к нашему руководству, явились основанием для подъема по тревоге.
Нас повел тайными тропами по лесу какой-то гражданский человек. Двигались мы на Восток тихо, с небольшими передышками, не курили, не разводили костров.
Наконец, мы вышли к станции Вязьма. Станционные постройки были полностью разрушены. Тут и там сияли глубокие воронки от авиационных бомб. На обочинах дороги валялись искореженные вагоны и паровозы. Со станции Вязьма мы уехать не могли. Если и подходили железнодорожные составы, то только ночью. Нам подсказали, чтобы мы двигались по железнодорожному полотну: там можно встретить товарный или пассажирский состав. На некотором удалении от Вязьмы нам удалось попасть на какой-то состав. Мы доехали до Москвы. Я в тот же вечер прибыл на станцию Левобережная и явился в Химкинский райвоенкомат, где доложил о своем возвращении с трудового фронта.
Работник военкомата нашел мое личное дело и прочитал содержащуюся в нем запись: Ушел добровольцем в Красную Армию". И тут же выписал мне повестку явиться на следующий день. Получив на прежнем месте работы необходимые документы и денежные выплаты за время пребывания на трудовом фронте, я через день шагал в колонне призывников, направлявшихся на сборный пункт в город Гороховец.
После окончания Великой Отечественной войны, читая военно-патриотическую литературу, я узнал, что в районе Вязьмы попало в окружение несколько армий.
Возможно, наши товарищи по трудовому фронту попали в число этих окруженцев? Мои попытки узнать об их судьбе успеха не имели, хотя я обращался во все архивы. Однако ответы были всегда отрицательными: 'Архивы не сохранились". Если кто-то жив из нашего трудового отряда, отзовитесь!
ПРОКОПОВ Ф.Н.
участник трудового
фронта и Великой Отечественной войны
Газета Вперед №60 (8952) 06.08.1994

На реке Свирь
(из воспоминаний командира понтонного взвода)

Как известно, освобождение Карелии Красной Армией от финских и немецко-фашистских войск началось после того, как прекратились переговоры между СССР и Финляндией, суть которых состояла в необходимости финских руководителей разорвать свои отношения с Германией. Однако правящие круги Финляндии по-прежнему держали курс на продолжение войны против Советского Союза.
Нашему 55-му Краснознаменному Новгородскому моторизованному понтонно-мостовому батальону, находившемуся тогда в составе действующих войск 2-го Прибалтийского фронта и державшему понтонную переправу на реке Великой, что близ города Остров Псковской области, было приказано срочно передислоцироваться на Карельский фронт в город Лодейное поле. Прибыли мы туда во второй половине июня.
Форсирование реки Свирь было назначено на 21 июня. Примерно в 12 часов все, что было расположено сзади нас, вдруг загрохотало, превратилось в сплошную канонаду артиллерийского огня. Через наши головы летели снаряды, выпущенных со всех видов оружия. Неожиданно артиллерийская подготовка прекратилась и в воздухе появились бомбардировщики, которые начали пикировать и сбрасывать на передний край вражеской обороны свой смертоносный груз. Наступила тишина. В этот момент от нашего батальона начали спускаться на воду реки плоты и лодки, на которых сидели манекены — чучела, имитирующие передовой отряд солдат для высадки на берегу противника. Плоты и лодки двигали пловцы-смельчаки, вплавь пробираясь на противоположный берег.
Это было военной хитростью, придуманной командованием фронта для того, чтобы выявить не обнаруженные и не подавленные огневые точки противника. Затем через некоторый промежуток времени артиллерийская подготовка вновь возобновилась с еще большей интенсивностью, но на этот раз она велась с прицельной точностью, подавлялись ранее молчавшие огневые точки неприятеля. Через час на противоположном берегу не осталось ничего живого.
Теперь наступил и наш черед.
Наши автомашины с понтонами устремились к спуску к воде. Там уже их ждала бригада понтонеров, которая принимала разгруженные понтоны и спускала их на воду. Вскоре было закончено наведение моста грузоподъемностью в 16 тонн через реку шириной в 350 метров. Теперь переправа готова была принимать и пропускать грузы с одного берега на другой. Однако возникла какая-то заминка.
Командир нашего понтонного батальона майор Будилов, стоя на середине моста, ожидал двигавшегося ему навстречу командира пехотного соединения. Приблизившись к нашему комбату, генерал неожиданно заявил: "А мне в этом месте мост не нужен! " "Как это мост не нужен? Я что, сам выбирал место для наведения моста?— возражал наш комбат. — Мне было приказано наводить мост в этом месте штабом фронта". Однако спор между генералом и нашим комбатом решил порученец из штаба фронта: в донесении, которое он доставил, предлагалось мост развести, а вместо него навести паромные переправы грузоподъемностью в 60 тонн. Стало ясно, что произошел просчет в штабе фронта.
Взводу, которым командовал я, было приказано навести паромную переправу грузоподъемностью в 60 тонн вблизи ранee действовавшего железобетонного моста, имевшего в тот момент сильные разрушения двух пролетов. Из разведенного моста был в спешном порядке собран паром грузоподъемностью в 60 тонн без каких-либо затруднений. И вот паромная переправа начала действовать, началась переправа на противоположный берег.
А нашему понтонно-мостовому батальону был дан приказ на передвижение вслед за наступающими частями нашей армии по дороге, ведущей на город Олонец и затем — Сортавала. На нашем пути стояла деревня, которая была поспешно оставлена противником. Деревня состояла из десятка домов и не имела никаких разрушений. Жителей в деревне не было. Мы решили здесь передохнуть, приготовить пищу, так как сильно проголодались. Здесь же остановились еще несколько воинских подразделений.
Мы начали готовить обед, как вдруг над деревней появился самолет, по всей видимости разведывательный. Он подозрительно долго кружился над деревней, рассматривал воинские части, остановившиеся в деревне. На крыльях самолета были четко видны опознавательные знаки — красные звезды. Среди нас пошли разговоры, что это самолет финский, но с нашими опознавательными знаками. Самолет еще кружился над деревней, как вдруг из прилегающего к деревне лесного массива в нашу сторону был дан выстрел зеленой ракетой. "Ну, сейчас к нам прилетят гости!" — изрек кто-то из нас. Самолет удалился в сторону, освобожденную нашими войсками. И послышался рев приближающихся самолетов, кажется, не более трех штук. По самолетам был открыт шквальный огонь из всех видов нашего оружия, в том числе из спаренных зенитных пушек, однако этот огонь, а выпущенный с земли, не причинил видимого вреда самолетам. Сбросив свой смертоносный груз на технику и головы своих же войск, самолеты удалились. Вот тут мы воочию убедились в силе и мощи огня штурмовиков ИЛ-2, которые немцы называли черной смертью.
Между тем наши войска находились в нескольких километрах от границы с Финляндией, а группа войск, расположенная севернее нашей армии, достигла границы и ожидала команды из Москвы. Однако команды из Москвы не поступало. Пришло другое сообщение: границу не переходить в связи с тем, что Финляндия приняла наши предложения о разрыве отношений с Германией и начала изгнание немецких войск со своей территории.

Ф. ПРОКОПОВ, участник боев на Карельском фронте.
Газета Вперед 28.12.1994 №101(8994)