Рассказ, записанный со слов сына ветерана

                                                                      Родительское благословение

            Ильина Николая призвали в Красную армию весной 1939 года. Родом он был из села Кульсеитово, что находится под Казанью. Дома у него остались родители да две милые непоседы – Настёна и Татьянка. 
           Когда Николай взял руки мешок с провизией, с привязанными понизу и сверху верёвками на манер рюкзака, чтобы идти на сборный пункт, все домашние встали перед ним у родимого крыльца.
           Утирая ладонью лоб, отец сказал:
           – Время нынче неспокойное… Прими, Николай, на службу ратную наше Родительское Благословение! В роде нашем сынов всех так в солдаты провожают… Служи, сынок, России честно! Командира заместо отца почитай, и ежели война грянет – не боись! Россия, она корнем своим свята! Потому «С нами Бог». И потому всех солдат, кто пал за Россию – Господь Сам к Себе из века в век призывает… Да хранит тебя, сын, на земле пресвятая Богородица, а на воде – Никола Угодник! И вот в час сей, дорогой ты наш Николай, мы, родители твои, предаём тебя с благословением своим в руки Божьи!
           Обе сестрёнки от  слов таких глаза ладошками утёрли.
           Ну, а матушка на главу его наложила крест родовой иконою Николы Угодника.
           Ещё до армии стал Николай знатным слесарем на машинно-тракторной станции. В воинской части уменья его пригодились, и он стал оружейником. Где бы ни был он – Бога не забывал и всегда творил краткую, но честную молитву. Больше двух лет отслужил Николай рядовым в железнодорожных войсках в Прибайкальском военном округе. Перед самою войною отдельный их полк переброшен был в теплушках под Брест-Литовск. 
           ***
           Полевой лагерь отдельного полка железнодорожников устроен был по законам мирного времени. Командиры его поставили в самом красивом месте – на пологом холме среди сочных зелёных трав и густо пестреющих средь них неярких луговых цветов. Всюду стояли перелески. С севера между двух лесочков видна была красная водонапорная башня и белые хатки, теснящиеся подле железнодорожной станции. В самом войсковом лагере ровными рядами стояли шатровые палатки серо-зелёного цвета. Весь внешний периметр его, а также края всех дорог и дорожек, проложенных между палаток – к тому времени уже довольно утоптанных – были ровно отсыпаны белым мелом.
           В тот памятный день в небе голубом ярко светило солнце. И было это не просто небо, а сущая бездонная голубизна. Близилось время к обеду. От полевых кухонь, стоящих в отдалении, ветер приносил вкусные запахи. По всем дорожкам между палатками поротно и повзводно с песнями чеканили шаг солдаты.
           Война, между тем, шла уже несколько дней. Где-то далеко к западу и к югу от лагеря ухали взрывы, то и дело сливаясь в гулкую канонаду. С запада на восток высоко над ними то и дело пролетали фашистские бомбардировщики. Шли они целыми армадами, и вгоняли многих солдат в трепет своим четким строем. С востока на запад самолёты эти тянулись уже без всякого строя, будто бы стаи воронья. И вот тогда, глядя в небо, привыкшие к кувалдам железнодорожники грозили им тяжелыми кулаками. А канонада, звучащая к западу, в тот день совсем утихла, и оттого дышалось легче. 
           Хозяйство оружейников было развёрнуто в большой палатке, поставленной подле грунтовой дороги, на самом краю лагеря. Стояли в ней штабелем ящики с ветошью и ряд канистр с оружейным маслом с другой стороны. Впереди у больших окон стояли три стола с деревянными зажимами. Однако никакого оружия, требующего наводки или починки, на них не было. И вообще никакого оружия во всём лагере ни у кого не было. Ни пистолетов у офицеров, ни сапёрных лопат у солдат… В новую форму весь полк одели ещё в Прибайкалье, а вот винтовки, пулемёты, ружья противотанковые, патроны к ним, гранаты, а может и ещё что… должен был выдать Западный военный округ. Вчера со складов округа им отправлены были пять вагонов с оружием и боеприпасами. Ещё затемно на станцию были посланы все машины. И теперь многие с надеждой смотрели на дорогу, петляющую средь полей к красной водонапорной башне и посёлку, белеющему вдали.
           Вдруг сквозь мерный стрекот кузнечиков Николай стал различать грозный какой-то лязг. От этого гула захотелось спрятаться. Но в большие окна их палатки ярко били солнечные лучи, и, забыв всё это сиюминутное, он с надеждою вышел из палатки… Нигде на дороге, идущей со станции, машин не было. Тогда он посмотрел в другую сторону, да так и застыл… С запада на их лагерь широким фронтом очень быстро надвигались десятки пятнисто-зелёных танков с черно-белыми свастиками… И в том состоянии он как бы в замедленном кино видел, как все они открыли огонь из башенных орудий. Справа и слева от него встали клубы дыма и огня, и какие-то палатки взметнулись вверх. Красноармейцы устроили давку меж палатками подле него, бежали далее на восток… Полетев на землю от удара взрывной волны, Николай очнулся. Вскочив, он проскользнул в свою палатку, сунул за пазуху жестянку со своими инструментами и, как и все, бросился со всех ног бежать на восток.
           Где-то позади от Николая танки утюжили полевой лагерь: пулемёты их строчили взахлёб. Но вот часть танков повернули на восток и, быстро набрав скорость, стали давить беглецов. При этом они били из пулемётов по бегущим, в упор. Впереди была невысокая гряда холмов, и основная масса красноармейцев всем фронтом перевалила через неё. Пули стали теперь свистеть выше. Но вот снаряды, пущенные навесом, вновь начали взрываться средь них там и тут.
           А дальше бойцам бежать было некуда. Перед ними текла река с обрывистыми берегами. Вода в ней двигалась так быстро, что буквально кипела. Солдаты все сгрудились на краю обрыва и ошалевшими глазами смотрели по сторонам.
           Въехав на гряду холмов, танки остановились… Кинжальный огонь всех пулемётов они открыли одновременно. И вот все бойцы, живые и мёртвые, стали прыгать, падать и валиться с обрыва вниз.
           Лишь за миг до этого Николай снял сапоги, перехватил их бечёвкой, приладил её под воротник и, перекрутив обувку между собой, закинул её за спину. Все в их селе всегда так делали, когда нужно было переплыть реку с вещами… И едва он спрыгнул вниз – вода его понесла. Многие из бойцов, кто не умел плавать, сразу начали тонуть. Николай вырос на реке Казанке и умел хорошо плавать. Но эта вот река была совсем другой. Справа и слева от него крутились водовороты и утягивали бойцов под воду. Когда он спрыгнул в воду, сапоги его выручили – потянули вверх, как поплавки. Но, набрав воду, они очень мешали плыть.
           Попав посреди реки в водоворот, Николай едва сумел выплыть. Его снова увлекло под воду, и он вновь выплыл. И вот вниз его потянуло ещё сильней. Он грёб, грёб вверх… До поверхности воды оставалось всего несколько сантиметров, но одолеть их уже не было никаких сил…
           И вот тогда прямо внутри него, как бы прямо из вечности, зазвучали слова:
           – Родительское Благословение, помоги мне! Спаси меня!
           Опускаясь вглубь, он всё повторял и повторял эти слова.
           И вот тогда прямо под ногами Николая возникла как бы упругая доска и мощно вытолкнула его на поверхность. Ухватив ртом воздух, а затем и ещё, и ещё раз, он огляделся. Был он уже у другого берега и стоял на его песчаном дне. А вокруг по-прежнему свистели и вспарывали воду пули.
           – Господи, помилуй! Господи, помилуй!... – быстро повторяла сама душа. Увидев перед собою широкий овраг, Николай бросился к нему. И затем, спотыкаясь и часто падая на топком его днище, он бежал вверх по нему…
       

Рассказ, написанный со слов сына верерана

                                                                  Родительское благословение

           Добравшись до вершины оврага, укрытого перелеском, Николай сел… Отдышавшись, он вылил из сапог воду и надел их. Достал и жестяную коробку с инструментами из-за пазухи и вылил воду из неё. Никто его больше не преследовал. Перейти вброд такую реку танки не могли.
           Мало кто от всего их полка спасся. И только по Родительскому Благословению Николай был в их числе. Да и потом – без единого ранения он прошёл через всю войну…
           ***
           По окончании войны поселился Николай в деревне Кульсеитово, у северо-восточной окраины города Казани. И всем близким он говорил, что тогда на реке, в первые дни войны, его Николай Угодник спас.   
           Через много лет сын его стал активным строителем Храма Успения Пресвятой Богородицы и старостой церковного прихода в посёлке Дербышки.