Родившийся дважды 
О своей гибели в последних числах декабря 1941 года Василий Петрович Яковенко узнает зимой 1945-го, но отважится проведать место захоронения только через 18 лет. И когда увидит скромный памятник с высеченными на нём своим именем и датой гибели, упадёт перед ним на колени, моля о прощении у того, кто теперь навсегда останется неизвестным солдатом, погибшим за Родину в боях с немецко-фашистскими захватчиками... 
    Великая Отечественная война была второй в жизни двадцатилетнего Василия Яковенко. Во время первой, именуемой в народе финской, он проходил солдатскую выучку в учебке посёлка Невдубстрой Ленинградского военного округа. «На той войне незнаменитой», как назвал финскую Александр Твардовский, погиб из братьев Яковенко... 
    Призвали Василия в декабре 39-го. С первого курса Омского медицинского института. Тогда для студентов высших учебных заведений не было отсрочек от воинской повинности. Да в сибирской глубинке и поныне убеждены: «Армии не узнаешь — мужиком не станешь!» Студента-призывника провожали в армию с почётом. А ровно через два года Василия Яховенко уже оплакивали: 
    Ваш (а) сын, старший сержант Яковенко Василай Петрович, уроженец Омской обл., ]Iюбинского р-на, с Любино-Малороссы, в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был (а) убит 30 декабря 1941 годав в 15-00 и похоронен в 400 м юго-восточнее д. Венарязи под Ленинградом. Командир части — неразборчиво,  —  пришло официальное извещение, именуемое в народе похоронкой. 
Вот эти-то «15-00 и не оставили никаких надежд родным и близким - Василия Яковенко. И даже когда летом победного года о нём вдруг стали выспрашивать служивые «из органов», ни у кого и мысли не мелькнуло, что он жив. А потом прилетела от Василия весточка из Германии с обратным адресом: репатриационный лагерь №.282. 
    В архиве Василия Яковенко, который бережно хранила его вдова Феоктиста Георгиевна, оказался и пропуск в это особое учреждение: "действителен до 1 декабря 1945 года". Подпись: "капитан Бенлин". Здесь же, в архиве, журнал «Огонёк» с очерком о русском солдате Алексе, бежавшим с другом из фашистского плена, а затем ставшим маки — участником французского Сопротивления, и черновик письма Яковенко в редакцию. 
    «Не Алексей ли это, о котором я только и знаю, что он родом из Белой Церкви ?» — спрашивает, начиная письмо, Василий Петрович, а затем скупо, чтобы, похоже, в редакции не подумали, будто он набивается в герои, рассказывает о побеге: 
     "На Ленинградском фронте я воевал в составе отдельного лыжного батальона 14-го мотострелкового полка 21-й бригады войск НКВД. Мы держали оборону недалеко от торгового морского порта, у завода Пищмаш, под городом Урицк-Стрельня. За день до наступления Нового, 1942 года я при артиллерийском артобстреле был тяжело ранен, контужен и очнулся в немецком плену. Шесть месяцев "лечился" в Гатчине — марганцовкой и зелёнкой, без бинтов. Когда поджили раны — пытался бежать. Не удалось. Избили и перевели в штрафной лагерь — в Вильнюсе или Каунасе, сейчас не помню. После нового побега пришёл в себя уже в арестантском вагоне. Привезли в Лотарингию — здесь был рабочий лагерь. Заключённые добывали для фашистов из рудника железную руду. Жили в бараках из железа. Спали на деревянных нарах в два этажа. Территория лагеря была обнесена в три ряда колючей проволокой, а между ними ещё и скрученная в спирали. С внутренней и внешней сторон лагеря земля вскопана а заборонована. Бежать удалось только в августе 1944-го из рудника — под рудой в вагонетке. Нас было несколько, но посчастливилось только мне и Алексею. Бежали неизвестно куда и, как выяснилось позже, оказались во Франции. Здесь наши пути с Алексеем разошлись. У меня открылись раны, а он ушёл искать французских партизан. Найду — обязательно вернусь, обещал. Надеюсь, он их нашёл, став Алексом. А я 4,5 месяца прятался в лесах недалеко от деревни Велвинд (департамент Мозель). Сначала питался чем придётся — вплоть до листьев и травы. Потом на меня вышли местные жители, а с деревенским учителем Жаном Бастианом я подружился..."  
    Наверное, черновик так и остался черновиком, потому что ответа из редакции в архиве не нашлось. Василий Петрович, подчёркивала, вспоминая мужа, Феоктиста Георгиевна, не любил выпячиваться. Он даже ордена Отечественной войны 1 и II степеней, какими был награждён Указами Верховного Совета СССР к 30-летию, 40-летию и 50-летию Победы, доставал в редчайших случаях. Исключением были медали "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945гг." и имени Жукова. 
    Немало у врача-хирурга, травматолога и ортопеда высших категорий и трудовых наград. Окончательно поразила меня последняя запись в трудовой книжке Василия Петровича. Он, уже на инвалидности. с парализованной рукой. продолжал работать консультантом-травматологом в городской больнице № 3... 
    — Васю 1978-й сильно подломил, — скажет Феоктиста Георгиевна. 
Тогда, приехав проведать своё захоронение, он увидит на его месте цветочную клумбу. Сровнять могилу с землёй, в которой покоился какой-то другой воин, распорядился, узнав, что Яковенко жив, смотритель погоста. Не достало у него совести и ума просто сменить табличку на скромном памятнике: «Неизвестный солдат»... 
    Часть архива мужа Феоктиста Георгиевна передала в музей Министерства здравоохранения Омской области. В нём есть ещё одни любопытный документ — «Заверительная справка» от 5 (месяц?— II.Б.) 1945 года. Подписанная Жаном Бастианом и заверенная главой французской провинции, она подтверждает: В.П. Яковенко действительно скрывался от фашистов в департаменте Мозель. 
    Благодаря этому документу Василий Петрович совсем недолго пробыл в репатриационном лагере сначала американской зоны оккупации, а затем советской... 
— Американцы, — вспоминала Феоктиста Георгиевна рассказы мужа о прошлом, — очень хорошо относились к Васе. Он легко усваивал чужие языки и был у них нештатным переводчиком. Американцы, правда, на него немного обижались — Вася не поддавался на уговоры не возвращаться на родину. Запугивали даже: 
«Попадёшь в русский концлагерь!» Вася в ответ смеялся: мне после 
фашистких свой раем будет!
    С Жаном Бастианом, деревенским учителем, который много месяцев, рискуя не только своей жизнью, прятал Василия от фашистов, проститься не довелось. Сначала мешал пресловутый «железный занавес», а когда наступила хрущёвская оттепель, его письма во Францию или не доходили, или возвращались с пометой: «Адресат выбыл». Упорства, однако, Василию Петровичу было не занимать, и ещё через десятилетие оно было вознаграждено.
ИЗ ПИСЬМА ЖАНА БАСТИАНА:
"Мой дорогой друг Василий! Ты не можешь себе представить, насколько я счастлив, получив от тебя весточку. В ноябре 1945-го я уехал из Велвинда, чтобы занять место учителя в Варсберге... У меня три сына: Жерард, Ролан и Жан-Мари. Жерарда ты хорошо знаешь... Осенью 1965 года я ушёл на пенсию, и мы с женой ждём тебя в гости.. "
    Жерарда, конечно же, Василий Петрович не забыл. Жерард, тогда ещё совсем мальчонка, спас его от полицейской облавы, «перебазировав» Базиля, как звали скрывавшегося в окрестном лесу русского местные крестьяне, в укромное место на задворье отцова дома в деревне Велвинд... После первого письма из Франции было много других. Потом Жан Бастиан вдруг надолго замолчал, и лишь письмо уже от его младшего сына Жан-Мари объяснило причину; - 
ИЗ ПИСЬМА ЖАН-МАРИ!: 
 "Варсберг, 15 февраля 1992 года. Дорогой Василий, дорогой русский друг! Спасибо за поздравления с Рождеством и Новым годом! Я вам желаю от моего имени, а также от имени братьев — Жерарда и Ролана — здоровья, счастья, осуществления всех ваших надежд. После кончины нашего отца Жана  в 
1972 году скончалась и наша Мари. Мы, три их сына, женаты, и у нас уже взрослые дети... 
Жерард, мой старший брат, говорит, что он часто приносил вам поесть... 
Деревня Велвинд и дом, за которым вы прятались, изменились немного. По-прежнему есть, сад, луга и холм с большими кустами. Если однажды вы решите навестить нас, тем более что путешествия теперь совершаются легче, мы вас охотно примем..." 
    Василий Петрович, как после первого письма от Жана Бастиана, засобирался, было, во Францию, да вовремя осознал, что на дальнюю дорогу у него теперь не достанет сил. 
А от первой поездки к другу его «доброжелательно отговорили в КГБ, посоветовав не делать опрометчивых поступков. "К тому же мы недавно вернулись из Якутии, в Омске ни кола ни двора, на что ехать?» — как бы оправдала этот давний запрет Феоктиста Георгиевна. 
    В Якутию Василия Яковенко распределили после окончания медицинского института, в который он вернулся доучиваться в 1946 году. Вместе с Богом созданной, как переводится с греческого имя его жены, девичью фамилию Мастерских Феоктиста сменила на Яковенко на втором курсе. Однокурсницы были от него без ума и называли между собой «Васей с красивыми глазами». Но он — такой серьёзнъiй, взрослый, фронтовик! — выбрал её. А я пигалица пигалицей, да ещё на шесть лет младше! — удивлялась своему счастью Феоктиста Георгиевна. 
В якутском шахтёрском посёлке Чульман, вспоминала она, куда и направили по распределению после получения дипломов, Василия Петровича сразу же назначили главным врачом районной больницы, в штате которой до их приезда специалистов вообще не было. И начинающим хирургам из Омска пришлось осваивать многие другие медицинские специализации. «Привезуг роженицу с патологией, — вспоминала Феоктиста Георгиевна, — и Вася командует: Бери книжку по родовспоможению, читай 
— может, кесарево сечение необходимо...» Корь кто-то завёз, больница переполнилась подхватившими эту заразную инфекцию — и дети, и взрослые. Учебник по эпидемиологии штудируем. Ничего, справились. В Якутии микрофлора очень здоровая. И Костя наш здоровеньким родился. Так Василий сына назвал — в честь брата, погибшего на Финской войне...» 
Константин Васильевич давно уже дед. Врачом, как мечталось супругам Яковенко, он не стал — выбрал профессию автотранспортника. Да, видно, любовь к медицине передалась-таки его дочери Марии — она медсестра физиотерапевтического отделения поликлиники Омского нефтезавода. В будущем, быть может, династию врачей Яковенко продолжит их правнучка Софья, не так давно окончившая гимназию. Василий Петрович в ней души не чаял, не забыла прадеда и она. Правда, теперь не спрашивает, как спрашивала совсем маленькой у прабабушки Феоктисты Георгиевны, когда Василия Петровича не стало: «А деда Вася на войну ушёл?..»

НИКОЛАЙ БЕРЕЗОВСКИЙ, 
Омск 

ЛИТЕРАТУРНАЯ ГАЗЕТА, № 17(6507)
 29 апреля — 5 мая 2015 г.