Бельведерский снег.

Эссе.

- Здравствуй Нина!

Вчера вечером меня вызывали в штаб полка, по поводу твоей открытки.

- Здравствуй Гера!

Письмо твое получил. Напиши мне что ты  и Эня делаете днем, помогаете ли маме? Не деретесь ли?

- Здравствуй Нина!

Письмо твое получил неделю назад, и с тех пор ничего не получал. Я хочу чтоб ты мне чаще, по крайней мере, в неделю раз писала о себе и ребятах. Я понимаю, что тебе трудно с ребятами, да еще в положении, но что делать? Судьба заставила меня пойти на фронт, а тебе ехать к черту на кулички, но это надо пережить, и тогда снова все будет нормально.

- Ваш красноармеец Постнов Иван Семенович, находясь на фронте, пропал без вести в сентябре 1941 года.

            Прошлой осенью мы поехали с мамой в Будапешт. Ходили по мостам, смотрели на воду беспокойного Дуная, собирали грецкие орехи, которые падали прямо под ноги, смотрели тигра в зоопарке … и поехали на один день в Вену. Мы даже не представляли, как близко мы окажемся к войне и к моему деду, пропавшему без вести в самом ее начале.

                    Мама была третьей его дочерью и шестым ребенком в семье. Она родилась  на исходе осени, в ноябре. Родилась без помощи повитух, далеко от Москвы и очень далеко от Вены.  Бабушка перерезала ей пуповину, разжевала хлеб, завернула его в тряпочку и дала вместо соски.

                       Что мог запомнить младенец из того военного детства? Иные много, иные почти ничего. Мама помнит снег и своего брата Геру, который везет ее куда-то в железном корыте и хочется есть, мама плачет, а Гера везет ее и везет. И снег белый и прекрасный – навсегда.

                       Вена накрыла нас непогодой. Шел снег и Бельведер был холодный и красивый. Японские туристы клали руки на грудь белой статуе и фотографировались. Мы замерзли.

                       У бабушки не было молока, не было коровы, не было теплых вещей. Она пыталась приучить детей к труду и лечить Люсю и Рудика от трахомы. Откуда взялась эта самая трахома  в 1941 году, усугубив и так несчастливое время,  никто не знал, возможно, дети так переживали неожиданно свалившуюся эвакуацию и голод.  

- Здравствуй Ваня. Дети, наконец, угомонились. Нам немного голодно. Написала Моте и Шуре, как ты сказал, чтобы выслали теплые вещи. От них нет ответа. Энина экзема утихает. Я делаю все, что могу – водила их к врачу. Но что можно теперь сделать. На новом месте, все чужое, ничего своего. Мне кажется, у нас будет девочка. Сегодня я чувствовала, как она переворачивается. Не знаю, хватит ли у меня сил написать тебе сегодня, еще есть дела по дому. Я думаю о тебе и жду. На Шуру надежды мало, сам знаешь ей не до нас, да и помнит ли домработница о пропавших  хозяевах, придется нам выбираться самим. Береги себя.

            В венском кафе мы грелись и пили кофе, мама моя залезла на высокую-высокую табуретку ела пирожное, смотрела в окно и мы смеялись, потому что мы сидели в венском кафе, далеко от Москвы и от того места, где она родилась и от того снега и голода, нам было весело и беззаботно. Еще летом мне хотелось, чтобы она вот так сидела в настоящем венском кафе и ничего не вспоминала. Жила только этим моментом.

                       А моей маме никто не верил. Хотя она отчетливо помнит, что в 1943 году приехал какой-то друг деда и сказал, что Иван вовсе не погиб, а попал в плен и жив. Потом этот человек приходил еще раз, уже после войны и сказал, что дед умер в плену, но об этом рассказывать никому не надо. И загадочное слово «Австрия» осталось в маминой памяти.

                       Мама хочет узнать у гида, были ли на территории Австрии концлагеря. Я негромко спрашиваю, мне, честно говоря, не хочется услышать ответ. Что мы можем сделать сейчас? Искать не будем. Из Вены мы уже выезжаем. Да и страшно мне узнать правду. Но гид говорит, что не было и мы успокаиваемся – мама перепутала.

                       Бабушка вообще ничего не рассказывала о муже. Совсем. А мама страдала. Ведь дед так ее и не увидел, не увидел …  А ведь роды были так близко, и наверное, можно было попросить отсрочку пока жена не родит. У мамы голубые глаза, они почти прозрачные, они плывут в белом яблоке и из них текут слезы по невиденному. Маме до сих пор хочется увидеть своего отца. Ему бы сейчас было 107 лет! Но он так и не узнал, мальчик у него родился или девочка.

            Странную жизнь прожил мой дорогой дед. Был батраком, большевиком, членом писательского объединения, отцом шести детей, мужем и солдатом, еще, я думаю, он был мечтателем. Только мечта могла заставить его прожить целых 107 лет и не состариться! Только мечта дала ему возможность быть любимым папой для маленькой Оли, мечтающей о сгущенном молоке и картошке. Еще Оля хотела быть мамой, и бабушка купила ей у старьевщика глиняную куклу.

- Сегодня мы пока живем не  плохо. Оборудовали себе землянку с окном, имеем керосиновую лампу, так что ночью имеем возможность писать письма, читать газеты и т.п.  Вокруг нас есть деревни, где покупаем молоко, яйца.

                       Бабушка хранила все документы, оставшиеся от мужа в черной кожаной сумке, она лежала в шкафу и нам с сестрой запрещалось ее трогать. Только спустя несколько лет после смерти бабушки мы разобрали документы.

- Ваш красноармеец Постнов Иван Семенович, находясь на фронте, пропал без вести в сентябре 1941 года. Пропал без вести – не умер. Он найдется.

         - Здравствуй Ваня! Мне принесли Извещение о том, что ты пропал без вести. Я долго плакала, скрывая от детей. Я не хочу им говорить. Возможно, все это не так и ты найдешься. Мотя так и не ответила на письмо. Я вспоминала нашу жизнь и поездку в Кратово. Какие там высокие были сосны и как мы в пруду купались, и ни о какой войне не думали. Дети ходят в школу, здесь школа хорошая и они стараются. Балуются, конечно, и дерутся. Эня научился выпиливать лодочки из коры, и они с Рудиком сделали их уже восемь штук.  Живот стал тяжелый, и ходить мне сложно.

            Такая прозрачная, далекая Вена, с большими хлопьями снега оставалась за спиной автобуса. Перед нами темнело, мы возвращались в Будапешт. Мы везли сладости в пакете. Мне когда-то рассказал о том, что в Вене самые лучшие пирожные на свете один большой поэт. Он сказал, что нужно зайти в любое кафе и взять кофе и что-нибудь сладкое. Мы так и сделали. Это очень важно сегодня, чтобы мы не думали о плохом, чтобы мы знали, что сладкое есть.

            Я не представляю, о чем думал мой дед, когда его проводили или провозили мимо этой голубой воды, и я так и не поняла, почему Дунай в Венгрии одного цвета, а в Австрии - другого. Может быть, потому что все мы – одно, но все – разные?

            - Ты пишешь, чтобы я берег себя. Мне это и так ясно. Понятно, что если я погибну, то у детей отца не будет и, что детей тебе будет очень трудно воспитывать. Но русская пословица говорит, назвался груздем, полезай в кузов. В бою я буду соблюдать все меры предосторожности, маскировки и т.п. Но трусом я не буду, а буду бить фашистов и огнем и штыком  и прикладом. Трусы чаще и больше погибают, чем герои.  А уж если умирать, так умереть героем. В плену я не буду. В этом ты можешь быть уверена. Лучше умереть в бою, чем иметь продолжительную мучительную смерть в фашистском плену.

            Как это может быть, чтобы человек не знал, куда положить цветы? Как представить что где-то, где-то навсегда он исчез? А ты родила девочку, маленькую и прозрачную как большие тонкие снежинки за окном автобуса.

                       Мы вернулись, мы раздали сладости, мы показали фотографии и я села искать в интернете хоть что-нибудь, но не нашла. А спустя несколько дней жена покойного уже маминого брата Геры передала распечатку, которую удалось сделать ее внучке.

            Австрия. Гнайксендорф. Нижняя Австрия. 60 километров от Вены. Лагерный номер 76790 … лагерь шталаг XVIIB … СУДЬБА – погиб в плену 16 апреля 1944 года… от туберкулеза… солдат, рядовой Постнов Иван Семенович…

                       Но может все и не так?

 - Ваш красноармеец Постнов Иван Семенович, находясь на фронте, пропал без вести в сентябре 1941 года. Пропал без вести – не умер. Он найдется.

Мой красноармеец найдется.

            Я верю, что однажды я поеду далеко-далеко. Я поеду долго по расхлябанной российской дороге. Буду смотреть в окно на лес и на разбитые дома сегодняшних деревень. Буду дремать и окажусь в далекой Пустыни. Я выйду, надену платок на голову и увижу большой белый монастырь, старое монастырское кладбище, большой сад тяжелый от яблок. И в этом саду будет старый монах, с белой-белой как бельведерский снег бородой. 107 лет – это не так много для того, кто может найтись.

Первая публикация: "Венский литератор" №15, 2010