"По боевой тревоге 21 июня 1941 года наша мотострелковая дивизия вышла из Вильнюса и взяла курс на Каунас. 22 июня в 18 часов у поселка Жежмаряй под Кайшядорисом мы вступили в неравный бой с пехотой и танками противника. Враг был остановлен. Тогда фашисты бросили на наши части авиацию. Массированными бомбежками с воздуха, большим количеством танков врагу удалось прорвать нашу оборону. Майор Васильев с группой автоматчиков прикрывал отступление наших войск. В этой группе был и я. Выполнив приказ, мы с несколькими оставшимися в живых товарищами стали отходить в сторону Минска. Здесь, в лесах Белоруссии, нас окружил враг. Тяжело раненного, контуженного, меня доставили в госпиталь в Кайшядорисе. И здесь начался плен. В августе всех пленных из Кайшядориса отправили в IX форт Каунаса. В сентябре группу из 64 человек перевезли в тюрьму в Вильнюс, а через месяц около тысячи человек перевели из тюрьмы в лагерь "Кошары". С первых дней пребывания в лагере начался настоящий ад, настали дни ужасов и голода. Ежедневно голодной смертью умирали 200-300 человек. Сначала трупы умерших немцы вывозили на машинах куда-то за пределы лагеря, а потом стали закапывать тут же, на территории лагеря. Каждое утро от бараков до кладбища выстраивалась вереница узников, которые на носилках, салазках везли трупы умерших. Это были люди-тени, которые шатались от ветра, еле могли передвигаться сами. Были случаи, когда пленные не доходили до кладбища. Потерявших сознание сбрасывали в могилы вместе с трупами. Лагерь обслуживали власовцы в зверствах не уступавшие гитлеровцам. С ними разговаривать было нельзя, и мы всячески старались завязать связи с местными женщинами, работавшими в лагере на строительстве бани, чтобы узнать о положении на фронте, получать книги и газеты, кое-что из продуктов питания. Наша группа - фельдшер с Украины Шадуро, врач Ананьев и я - завязала знакомство с Марией Казимировной Гайсенок, Евгенией Иосиповной Блах, Татьяной Яцковской и другими. Они часто приносили нам хлеб, книги, иногда старые советские газеты и, выбрав момент, когда конвоир удалялся, передавали нам. Часто они оставляли все принесенное в условленном месте, а когда их уводили из лагеря в конце рабочего дня, мы в сумерках находили и забирали все.
Из лагеря часто устраивались побеги. Но, как правило, обессиленных беглецов вскоре ловили, доставляли обратно и расстреливали. Попытались бежать и мы, подделали ключи к чердачному помещению, подготовили щель в фронтоне крыши. Получив гражданскую одежду от Марии Гайсенок, в одну из темных ночей спустившись на обмотках с крыши трехэтажного здания и удачно миновав часового, мы скрылись в лесу под Вилютянами. Это было 10 мая 1943 года. Однако убежать далеко нам не удалось - немцы нас нашли. Нас вновь привезли в Вильнюс, в тюрьму. Здесь бросили в камеры-одиночки. Так я потерял своих товарищей по лагерю "Кошары" и больше их нигде не встречал.
Вскоре заключенных перебросили в Каунас, оттуда в лагеря Восточной Пруссии, а потом на шахты в Судетскую область, где 6 мая 1945 года я вновь встретил свободу."

" Можно ли забыть такое?! Нет, этого нельзя забыть, и никакие годы не сотрут в памяти все то, что сотворили гитлеровские выкормыши.
Ежедневно проходя мимо лагеря, мы со слезами на глазах смотрели на оборванных, изможденных людей в солдатских гимнастерках за колючей проволокой. Мы знали, что ежедневно в лагере умирают сотни солдат. Работая на строительстве бани, мы видели, как мимо стен лагеря брели люди в лохмотьях, волочившие за собой санки накрытые рогожей. Из-под нее свешивались до самой земли плети рук и ног умерших. Их везли на кладбище, расположенное в долине. Эта картина вызывала ужас. Но сами пленные, казалось, даже не обращали внимания на эту процессию.
Мы с подругами ежедневно приносили в лагерь все то, что удавалось наскрести по домам и у соседей: хлеб, лук, махорку. Все зависело от конвоира, прохаживающегося вдоль заграждения. Со временем мы изучили охрану и знали, когда можно передать в лагерь корзину или сверток спродуктами. Когда часовой был чех или венгр, мы с его разрешения передавали пленным все то, что приносили. Но когда часовыми были власовцы, то невозможно было даже подойти к изгороди. Нам всегда угрожали, если замечали, что мы передаем в лагерь хлеб. Особенно зверски обращались с пленными власовцы. Приклад винтовки всегда настигал военнопленного, подошедшего близко к забору. То же самое было и с нами, гражданскими, желающими помочь узникам. Когда мы связались через Николая Юрченкова с другими людьми из госпиталя, мы уже не передавали больше через проволоку, а прятали все в условленном месте. И всегда радовались, видя, что все, принесенное в лагерь, благополучно минует часовых и попадает в руки узников.
После окончания строительных работ в лагере нас перевели в деревню Вилютяны, а позднее на ДОК (ныне завод "Нерис"). Работая на ДОКе, мы дождались освобождения. Здесь же, на ДОКе, пришлось увидеть обратную картину. Дело в том, что здесь уже были немецкие военнопленные.
В лагере "Кошары" были побежденные, а солдаты с красными звездочками на пилотках прохаживались вдоль забора. После кошмара лагеря "Кошары", где было загублено столько жизней, мы, казалось, должны были ответить немцам тем же, т.е. вернуть им все то, за что пролиты были слезы наших вдов и матерй. Но я не помню случая, чтобы русские солдатычем-то обидели немецких военнопленных. А сколько хлопот выпадало на долю наших поваров (я в ДОКе работала поваром). Советские офицеры придирчиво смотрели, чтобы в котелки пленных попадало все, что положено по списку. Многочисленные комиссии не давали спокойно работать на кухне. А потом ввели обычай: в день рождения пленный мог получить двойную порцию супа. И мы делали вид, что совсем не замечаем. когда к раздаточному окошку подходил немец и подавал записку, в которой сообщалось о его дне рождения, и давали ему двойную порцию мясного супа, хотя отлично знали, что свой день рождения он справляет три раза в неделю. Мыотлично понимали его, и потому в его котелок всегда попадала лишняя поварешка супа.
Но поняли ли они? Поняли ли ту разницу между солнечным днем и черной ночью, между гуманизмом и жестокостью, солдатом-освободителем и солдатом-фашистом?
И пусть лагерь голода и смерти "Кошары" будет еще одним обвинительным актом против тех, кто творил черные дела на литовской земле."