В военные 40-е в деревне Байгильдино действовал колхоз «Ленин юлы» (Ленинский путь) под председательством Ялаева Бадретдина. Как и повсюду, мужское население было призвано на фронт, так что обязанность обеспечивать нашу армию всем необходимым легла на женские и детские плечи. Зерно возили на подводах, запряженных быками (все лошади отправлены на фронт) в Тавтимановскую железнодорожную станцию – так было ближе. Поля, как правило, обрабатывались вручную и с применением все тех же быков. В кое-каких хозяйствах имелись чудные, на взгляд современного человека трактора на дровяном ходу! Деревянные чурки длиной 15см для этих тракторов заготавливали загодя в д. Фрунзе Иглинского района, сушили их в специально обустроенной печи. Чтобы не перегревались двигатели, по краям поля дежурили доливальщицы воды, порой круглые сутки. Ну, какого такое представить нам – живущим в век электродвигателей, микросхем и космических технологий….? Колхозное производство не ограничивалось одним лишь зерном, от села требовались еще мясо, молоко и масло, шерсть, лыко и еще множество самой разнообразной продукции. Нормы были драконовские. Например, нужно было каждой семье раз в год сдавать 44кг мяса, при этом совершенно не учитывалось – есть у тебя скотина или нет! В случае не сдачи, из дома могло быть конфисковано все, что угодно. В такой ситуации нередки были и всякие злоупотребления со стороны властьимущих. Много сил уходило на лесоповал, для которого в колхозах формировались специальные бригады. Байгильдинская бригада потрудилась в местечке Сухая Симка близ Сарвы, у Шароварки и Вознесенска. Домой отпускали лишь после выполнения плана лесозаготовки. За все виды работ колхоз расплачивался отметкой в журнале трудодней. Жесточайший продналог, различные займы, конфискации, бесплатный труд создали на селе такие условия, при которых главной бедой для людей стал голод. Скотина на подворьях стала редкостью, из-за отсутствия семенной картошки опустели огороды, люди, буквально перешли на подножный корм. В пищу шло все: от крапивы до листьев липы и различных кореньев. Особенную статью в рационе крестьян заняла крахмальная лепешка, выпекаемая из перезимовавшей под снегом и полусгнившей картошки. В ее поисках ребятня доходила до самых дальних колхозных полей, откуда нещадно сгонялась кнутами сторожей. Что двигало людьми, которые были лишены малейших условий для сносного существования, что заставляло их работать не покладая рук, без всякого поощрения, без элементарной пищи? Вряд ли дело было только в железной дисциплине, насаждаемой тоталитарной властью, в понимании и принятии бесспорного авторитета партии, ее роли в жизни трудящихся, в умелой пропаганде. Скорее всего, решающую роль здесь сыграли человеческий и патриотический факторы: оставшиеся в тылу матери, жены и сестры принесли себя в жертву ради того, чтобы их мужья, сыновья и братья на передовой могли в полную силу бить врага, отстояли родную землю, выдержали тяготы войны и чтобы вернулись целыми и здоровыми, или хотя бы живыми. Сейчас находятся такие, кто осуждает «политическую близорукость» тогдашнего поколения: мол, было бы лучше, если бы немцев не остановили, теперь бы мы жили в высокоразвитой Европе…. Может быть, может быть…. Но еще вполне могло бы быть, что мы бы сейчас ходили с отпечатанной каленым железом свастикой на лбу и порядковым номером на шее…, если бы вообще родились.