В июне сорок первого мой прадед, Потахин Александр Александрович, ушел на фронт. Никто из родных его больше не видел. Несколько раз прилетал с полевой почтой долгожданный треугольник, где с ошибками, по-простому, корявым быстрым почерком непременно передавался «красноармейский привет с пожеланием всех наилучших успехов, но самое главное быть здоровыми».
До недавнего времени считался без вести пропавшим. Все, что от него осталось — это уже осыпающееся  от старости письмо с фронта.
Мы его нашли. Он погиб 5 января сорок четвертого, оставив жену и двоих маленьких сыновей. Умер на следующий день от сквозного пулевого ранения таза, как гласит именной список военнослужащих, умерших от ран в 32-м отделении медсанбата 80 СД где-то в Ленобласти. Сапёр, награждён медалью За Оборону Ленинграда. Города, который уже 10 лет мой родной дом.
Его единственное сохранившееся письмо Перечитывала много раз. Я скорблю и исступленно пытаюсь охватить всю бессмысленность и жестокость войны с точки зрения ценности человеческой жизни. И это всё равно мне казалось чем-то очень далеким. Но отсканированный лист на экране монитора, приложение #3082 с пометкой "секретно", где всего в 14 столбцах чьей-то рукой был подведен итог жизни "Потахина Ал-ра Александр." и еще двоих бойцов, сократил расстояние в 70 лет до пугающей близости. Война коснулась и нашей семьи.
Я не иду сегодня в нестройных рядах Бессмертного полка, но я помню. И верю, что пока мы помним, новой войны никогда не будет.
«Шура, ты главное живи», — через каждые четыре строчки повторялось в том письме. И мы живём.