Манувах Дадашев родился в Дербенте в 1913 г. Окончил школу, затем рабочий факультет МГУ. Вернулся в родной Дербент. Женился, у него родились два сына: Эдуард и Станислав.

Александр Семендуев, в то время поэт и учитель, был делегирован на 1-й съезд советских писателей Дагестана в 1934 г. от Дербентского литературного объединения вместе с Манувахом Дадашевым.

О Дадашеве он вспоминал впоследствии так: "... отличался большой подвижностью, лицо его несколько продолговатое, с острым подбородком, молодое, сияющее, особенно когда он "заводился", доказывая что-то свое. Казалось, будто он вот-вот задаст какой-то вопрос и тут же его объяснит. Высокий лоб, зачесанная назад шевелюра, напряженный взгляд - он постоянно о чем-то думает и что-то решает. Всегда с собой свежая газета или журнал, в которых не пропускалась ни одна заметка..."

Сохранились его письма с фронта адресованные его другу литературоведу Александру Назаревичу. 28 октября 1942 г.: «Друзья! Больше трех месяцев я не подавал вестей…думали: погиб паренек. Нет, жив Манувах! Жив, чтобы увидеть победу… и самому ее добывать. Ведь гитлеровская Германия, что тот кувшин, о котором говорит наше старинное изречение: падает камень на кувшин – горе кувшину, кувшин падает на камень – все равно горе кувшину. Быть кувшину разбитым, ибо крепче камня, чем наша Красная Армия я не знавал… Но, все это в будущем. А пока кувшин катится на нас, и я за эти месяцы испил всю горечь отступления».

7 ноября 1942 г.: «Саша, дорогой, только здесь я понял огромный глубокий смысл того факта, что основное бремя войны принял на себя великий русский народ. Что это за люди! Как я восхищаюсь ими – настоящие чудо-богатыри. Такие и выстоят, и погонят фашистов назад. Обязательно погонят!»

«Какой это чудесный маршрут – на Запад! Мы идем с боями вперед».

«Настали наконец-то дни нашего праздника, и мы, испытавшие горечь поражения, в полной мере наслаждаемся победой», - писал поэт из Ростова. «Я счастлив, и только чудовищные следы зверств фашистов отравляют радость победы. Они разрушили все. В зоологическом саду 14 тысяч расстрелянных евреев. Я видел и в ненависти сжимал кулаки. Женщины и дети, дети, дети… Одно только желание у нас – отомстить!» Письмо от 23 августа 1943 г.: «Мы идем вперед и вперед. Знаешь, я никогда не был на Украине. Это ведь Родина – какая радость сражаться за нее! Учтите, родные, что каждая сводка с фронта, приносящая вам столько радости, добывается ценой крови - и крови немалой». 26 августа 1943 г. командир роты 613-го стрелкового полка 63-го гвардейского корпуса 51-й армии старший лейтенант Манувах Дадашев был тяжело ранен, а на другой день умер от ран. Похоронен поэт-интернационалист на Украине в братской могиле в сквере имени 9-го мая в Луганске. Писательский талант проявился очень ярко в этих письмах, каждое письмо – это новелла о людях воевавших рядом, об эпохе. Уже после войны бывший командир 35-й гвардейской Лозовской стрелковой дивизии, генерал-майор в отставке Иван Яковлевич Кулагин, вспоминая бои за Сталинград, рассказывал: «Мы все его звали Мишей, он был щупленький, кудрявый и хорошо говорил по-русски. Как-то меня назначили дежурным по штабу фронта. «Вот вам в помощники старший лейтенант, поэт», – представили мне Дадашева. Однажды я сказал Мише: «Прочти мне свои стихи». Он начал читать и весь преобразился, показался рослым, могучим и решительным. А потом начал рассказывать об истории своего города Дербента. И я понял, что передо мною человек, горячо любящий Дагестан».
 Подполковник Магомед Качалов в свою очередь написал о фронтовом друге следующее: «В описываемый период боевых действий исключительные организаторские способности проявил командир 7-й стрелковой роты дагестанский поэт, тат Манувах Дадашев». Ему было 30 лет. Его однополчане пошли дальше, а в Дагестан полетела похоронка. 24-летняя Галина Дадашева ей не поверила: на войне каких только чудес не бывает. А еще она верила мужу, который в каждой весточке писал: «Я вернусь…» В 45-м к ним в дом приехали фронтовые друзья Мануваха. Они привезли его вещи и награды. Галина, едва на них взглянув, тихо сказала: «Нет, я не верю», – и вышла в другую комнату. А семилетний сын Эдуард услышал и навсегда запомнил разговор двух офицеров: «Как же ее убедить, что мы сами Мишу похоронили?.. Ничего, пусть женщина верит, если ей так легче. Дай Бог, чтоб всех так ждали…»