Отец и мать переехали в посёлок перед самой войной в марте. Людей вербовали на лесосплав по реке Лежа со всей области, обещали хорошие заработки и достойное жильё. На самом деле оказалось совсем не так. Длинные, низкие бараки; длинные, тёмные коридоры и комнаты – клетушки, где в одной комнатке селили целую семью. Отец с мамой получили одну комнату и кухню, а детей было уже трое, и я «на подходе».

В апреле отца взяли на сборы, а через пару недель родилась я. Как мама управлялась – не знаю, работала по 12 часов на сплаве. С детьми оставался старший брат Рома, ему было 8 лет, Лене - 5, Саше - 2 года. Мать ждала отца, но началась война. Мать осталась одна с четырьмя детьми. В июле пришла похоронка на отца, и у мамы от переживаний пропало молоко в груди.

Коров в посёлке было всего две, так как все люди были приезжие и без хозяйства. Мама ушла в дальнюю деревушку за 18 км и золотые серьги обменяла  на «неражую» козу. Молока она давала мало, но и этому были рады.

В начале войны к маме приехала жена брата с сыном, переночевала и рано утром, не сказав ничего маме, ушла, а сына Федю оставила. Она написала записку: «Ухожу на фронт, Федю не бросай». Так у мамы стало пятеро детей. А в феврале в посёлок приехал обоз с эвакуированными, людей не спрашивали, заводили привезённых людей в дома, говоря одно слово: «Уплотняемся. Девать некуда!» К маме привезли лежащую женщину, истощенную, без сознания. Положили у порога и ушли. Мама со страхом подошла: женщина стонала и просила пить. Мама и брат стали ее раздевать и отшатнулись: она вся была во вшах. Быстро растопили печь, волосы остригли и - в печь. Соседка помогла помыть её в корыте, затем положили на соломенный матрас. Мама выхаживала Соню (так звали женщину) целый месяц, делясь последней крупицей еды. Соня жила у нас до 1946 года, женщина оказалась удивительно доброй и отзывчивой.

В три года я ещё не ходила, ноги меня не слушались, а говорить начала рано, на четвереньках шустро передвигалась по полу. Помню, брат поднимал меня на руки и садил на печь, приговаривая: «Сиди, пигалица, на печи, не замерзнешь и не помешаешь». В 11 лет Гоша был основным помощником матери. Женщины уходили на работу, а он варил, присматривал за детьми, наводил порядок в доме. Часто ему приходилось пропускать занятия в школе: детей не с кем было оставить (школа была за три километра от нас, в другой деревне).

В 1944 году появилось много волков, собаки почти у всех были съедены. Волки ночью бегали по посёлку, искали еду, но стрелять было некому, мужчин в посёлке не было. Однажды ночью я подобралась к окну и смотрела на волков, они бегали у самого крыльца. Один из волков подбежал к окну, и мне стало страшно. Я закричала от испуга – мама подбежала, схватила меня и успокоила. Окна в бараках находились низко над землёй. Брат на окнах сделал ставни, и на ночь окна закрывали.

Жили очень бедно, но острого голода не испытали. Мать с братьями разработали огород, ловили рыбу, ходили в лес за грибами и ягодами. Хлеба было мало, давали по карточкам.

В начале 1945 года мама и Соня выменяли у кого-то на какие-то ценные вещи небольшую нетель. Корова была какая-то маленькая, кривоногая. Женщины решили, что при наличии молока я буду ходить. В апреле на дворе появился маленький бычок, а в доме появилось молоко, сметана, творожок. Я стала поправляться и ходить, опираясь на стенки. Радость оказалась короткой.

Однажды начальник пришёл к маме и сказал: «Лиза, будешь со склада выдавать инструменты сплавщикам, склад рядом». Мама согласилась, а утром кто-то сломал замок на складе и все багры, скобы, цепи, тросы… унёс. Раньше склад не закрывали, а теперь не могли понять, кому это потребовалось. Начальник грозил маме тюрьмой. На другой день приехала на катере комиссия и по списку вычислила, что пропало. Маму обвинили в саботаже и чуть ли не в измене Родине. И решили забрать нашу корову Чернуху, якобы возместить убытки. Братья и я плакали, мама онемела. Не стоили эти железяки коровы! Корову привязали за рога и потащили на баржу. Потом комиссия увидела нашу козу Римку, я стояла, обняв её за шею. Решили и её забрать. Не помню, что со мной произошло, но я крепко обняла козу за шею, и мы обе оказались на земле. Я кричала изо всех силёнок, что коза меня лечит. Собрались люди со всего посёлка, стали стыдить приезжих. Они уехали и увезли нашу Чернуху. Мама упала без чувств. Три дня она была без памяти, бредила, звала нас, папу, лицо горело в огне. Я всё время была у изголовья матери и без конца звала её: «Мама, мама, мама, вернись, мы умрём без тебя». Соседка посоветовала всем никому меня не трогать:

-Она мать с того света зовёт.

А комиссия из трёх человек, отъехав от посёлка 15 км, решили зарезать корову, пристали к берегу. Вывели бедолагу и привязали за один рог к дереву. Чернуха нутром почуяла свой конец, дёрнулась изо всех сил - рог сломался, а она убежала в лес. Мама очнулась на четвёртый день, и в этот день к обеду вернулась корова, только с одним рогом. Пропажу со склада нашли. Венька – дурачок, по прозвищу Бубен, всё это утопил, чтобы начальник не заставлял его работать. А я опять перестала ходить, пошла только в 1946 году.

Папа вернулся в мае 1946 года. Зашёл домой, увидел меня и заплакал: «Дочка, я вернулся, был в плену». Мама с братьями прибежали, обнимают отца. Отец седой, а было ему 38 лет. Из 40 мужчин посёлка с войны вернулось только 8 человек.

Послевоенные годы были тяжелые, но люди надеялись и жили, веря в хорошее будущее.