Привожу без изменений и правок текст, написанный моим отцом, Николаевым В.И., для газеты "2000" (Украина) в 2006 году. Текст был опубликован в сокращённом виде, и доступен здесь: http://www.2000.ua/v-nomere/svoboda-slova/ekspertiza_svoboda-slova/spasitelnaja-sila_arhiv_art.htm
Текст отец составлял по памяти, потому информация может быть неточной.

Памяти летчика 116-го Измаильского орденов Суворова и Кутузова
истребительного авиаполка 295 авиадивизии 17-й воздушной армии
ст. лейт. Николая Ивановича РЕКИНА

Почему я живой?!
Я должен быть мертвый!!

Моему двоюродному брату Н. Рекину к началу войны было 25 лет, он окончил десятилетку, был не женат и шоферил где-то в Винницкой области. В неразберихе первых дней войны не смог прибыть на свой призывной пункт и пристал к войсковой части, еще сохранившей какую-то организацию. За четыре месяца кем только не был: просто красноармейцем, подносчиком снарядов, поваром, водителем автомобиля, водителем кобылы… Судьба была благосклонна к Николаю: не попал в плен, не был серьезно ранен, попал в группу солдат, которых отправляли… в летное училище (шофер, все-таки!). (К тому времени высшее командование Красной Армии все же поняло, что самолеты должны пилотировать не натасканные сержанты, а хорошо обученные офицеры.)

Николай вспоминал:

– Летное училище находилось в Армении, возле Ленинакана (Гянджи). Жрать было нечего. Мы всегда были полуголодные. (Он употребил именно это слово, хотя никогда им не пользовался. Как видно курсантам было очень уж "полу…".) Но бензина – хоть залейся! Самолеты – новенькие, инструкторы – умелые. Учили нас хорошо, и мы старались. Близость гор заставляла вырабатывать в себе смелую осторожность. Мы летали сколько было нужно плюс сколько хотели.

В начале марта 1943 г. в училище прибыл большой генерал отбирать летчиков в свою часть. Хлопцы по очереди показывали, что умеют. Показать было что.

Взлетел и я. Выполнил обязательную программу – накрутил положенные фигуры высшего пилотажа, а перед самой посадкой решил: "Да будь что будет! Покажу все, что умею!". Захожу на посадку, выпустил шасси, но не сел, а пролетел над всем аэродромом так, что от колес до земли было около метра, да еще над тем местом, где стоял генерал со свитой. Уложил их всех на землю! Потом набрал высоту и от души проделал все, что могу сверх всяких программ. Наконец сел. Иду к генералу докладывать. А он вне себя от ярости, трясет кулаками:

– Кто такой!? (Трам- тара-рам!)
– Младший лейтенант Рекин!
– Трам-тара-тара-рам! Ты что себе позволяешь!! Тара-рам!! Хулиган!! Трам-трам!! – пауза, поворачивается к свите: – Этого (трам-трам!) в мой список первым номером!

Так я оказался в 116-м ИАПе где и провоевал до Победы.

Листаю "Летную книжку" Николая: звание – старший лейтенант, должность: зам. командира эскадрильи. Записано все: когда вылетал, для чего, как выполнил задание, сколько часов налетал и т.д. 155 боевых вылетов, сбил 6 самолетов противника в одиночных боях, 5 – в групповых. Вопросительно смотрю на Николая… Он с улыбкой продолжает:

– В полку у меня была специальность – аэрофоторазведка. Участвовать в боях мне запрещалось категорически. Участвовал, конечно. И даже имел за это взыскания. Моей обязанностью было прорваться сквозь ПВО объекта, что надо увидеть, сфотографировать (для верности – дважды) и унести ноги. Несколько раз меня для доклада вызывал сам командующий фронтом: "Ты сам видел? Точно? Не показалось? Не ошибаешься?" Я держался принципа "что видел – о том докладываю, чего не видел – о том не докладываю". Никаких "предполагаю", "возможно" и пр. (Необходимое пояснение. Н. Рекин был человек резкий, даже несколько циничный, разумеется, в рамках допустимого. Лжи не терпел. Даже к оправданной лжи во спасение относился с неприязнью.)

(Листаю "Летную книжку" дальше. Награды: орден Отечественной войны 2-й степени, 1-й степени, орден Красной Звезды, медали…)

– Уйти из зоны ПВО иногда было труднее, чем в нее прорваться. Немцы прекрасно понимали, что делает одиночный самолет возле переправы или оборонительной позиции. Меня трижды сбивали. Самый тяжелый случай был третий.

О нем Николай рассказывал нашим матерям так:

– Сбили меня в низовьях Дуная. Выпрыгнул с парашютом и плюхнулся в воду. Пока освободился от него, комбинезон заполнился водой. А на мне много чего было навешано. До кустов на берегу вроде недалеко – если сверху смотреть, а в комбинезоне – не доплыть. Глубины для судов – малые, а чтоб утонуть – с избытком. Держусь на поверхности, потихоньку гребу к берегу. Комбинезон тянет вниз. Устал, захлебываюсь. Совсем обессилел, наглотался воды и стал тонуть. В воде раскрыл глаза – вокруг абсолютная чернота (речная вода – мутная), дна нет. Стало по-настоящему страшно! Стал молиться: "Мама!! Мамочка!! Спаси меня! Помоги! Не дай утонуть!!". Откуда только силы взялись – выплыл на поверхность, один-два раза глотнул воздуха, а сил не осталось совсем. Руки-ноги не двигаются, сознание меркнет. Тону. Последнее, что помню – какая-то сила тащит меня. Или показалось? Пришел в сознание на койке в медсанбате. Как туда попал - не знаю! Через неделю я в полку. Получаю задание на вылет. Все нормально: руки-ноги-ребра целы, голова соображает, и война не кончилась.

Насчет "какой-то силы" стало ясно через тридцать лет – в 1974 году. В тот год 116-й ИАП праздновал освобождение Измаила вместе с моряками бригады бронекатеров Дунайской флотилии: роды войск разные, но воевали в одних местах!

Выступает лейтенант Александр Синявский, командир бронекатера БК-233:

– В такой-то день мы патрулировали там-то и видели, как два немецких самолета сбили наш. Летчик выпрыгнул с парашютом и сел на воду. Мы – к нему. И недалеко вроде да надо обойти остров. Пока пришли на место, на воде – никого. Как видно опоздали! Утонул. Нет!! Показалась на миг голова и исчезла! Мы – к этому месту. Долго шарили в воде отпорными крюками, наконец зацепили что-то мягкое и тяжелое. Вытащили на палубу – летчик! Наш! Но не дышит. Стали его откачивать, вызвали по рации катер на подмогу. Наконец летчик сделал вдох. Но по-прежнему без сознания. Мы передали его на другой катер, а сами пошли выполнять задание. Может быть летчик был ваш или вы что-то знаете об этом случае?

(Об этой встрече моряков и летчиков упоминалось в газете "Советский Измаил" за 28 авг. 1979 г. Однако события изложены не так как рассказывал Н. Рекин. Я держусь версии Рекина.)

Рекин:
– Так это ты меня из воды вытащил?!
Синявский:
– Выходит это я тебя тогда тащил?!
Радость видевших это была неописуемой.

Однажды спрашиваю Николая:

– Как ты встретил день Победы? Что ты чувствовал? Что ты делал?
– Никак не встретил. Проспал.
– ?!?!
– Лет эдак через 20 после Победы на одной из встреч с однополчанами стали вспоминать кто да что делал 9 мая. Комполка…командир эскадрильи… механики… летчики… Летчик Купцов вообще отличился!! От радости все просто ошалели!! А я сижу, смотрю на лица и ничего вспомнить не могу! Рядом сидят оружейницы Кима и Аня. Я к ним: "Девчата! В чем же дело!? Почему я ничего не помню?! Ну совсем ничего!". А они смеются: "Ты и не можешь помнить. У тебя была истерика." – "Что-о-о!? Да у меня никогда никаких истерик не было!!"

– Была. Дело было так. Мы тогда были в Австрии. 9 мая в 8 утра мы стояли группой возле твоего самолета. Видим: бежит посыльный из штаба и кричит: "Победа! Победа! Вчера Германия подписала капитуляцию!! Война кончилась!!". Мы так долго ждали этой вести, что в первые секунды растерялись. Когда до тебя дошло, ты тут же упал на траву, стал кататься, плакать навзрыд и кричать: "Почему я живой?! Почему я живой!! Я должен быть мертвый!! Я должен погибнуть!! Мои товарищи мертвые, а я живой!!" и т.д. и т.п. Мы тебя трясли, уговаривали, брызгали водой чтобы привести в чувство – бесполезно! Вызвали врачей из медсанчасти. Они накачали тебя успокоительными и снотворными и увезли к себе. Там ты и проспал беспробудно 9 и 10 мая. А 11 мая был опять в полку и праздновал-куролесил уже со всеми. Мы тебе об этом никогда не напоминали – вдруг ты обидишься. Думали, что ты хоть что-то помнишь.

Уже после смерти Николая (1981 г., сердце подвело) его оружейница Анна Давыдовна Лернер (Аня) дополнила рассказ:

– В марте 1945 г. в полку появились странные отказы техники: вылетает летчик на задание, а через 20-30 минут возвращается. Аэродромная обслуга к нему: "В чем дело?" – "Двигатель работает неустойчиво! (или "пулеметы заело", или "связь пропадает" и т.п.)". Проверяем – все нормально! Такие отказы не были массовыми, но и исключительно редкими – тоже. В причинах разобрались быстро: никто не хотел умирать в последние дни войны, сдавали нервы не только у молодых летчиков, но и у тех, кто провоевал и два, и три года и неоднократно был награжден. Пришлось командованию принимать меры. На ЛА-5 у Рекина таких отказов не было, двигатель всегда работал ровно, пулеметы-пушки – стреляли и связь не пропадала, и вообще матчасть была в идеальном состоянии.

После демобилизации в 1948 г. и до ухода на пенсию в 1976 г. Н. Рекин работал в уголовном розыске в Зализнычном РОВД г. Киева. Работал как воевал: честно и с умом, за что в мирное время был награжден вторым боевым орденом Красной Звезды.

Так в военное и в мирное время служил Отечеству мой брат Николай Иванович Рекин. Я им горжусь.

Об одном горько сожалею: я слишком долго пребывал в состоянии молодого близорукого оптимизма, жил будущим и недостаточно интересовался прошлым. Потом-то поумнел, но расспрашивать уже было некого.

В.И. Николаев