Воспоминания фронтовика. (Информация собрана младшей родной сестрой Долговой Зоей Николаевной (Гомовой) для музея г.Грязовец).

Родился 14 декабря 1918 года в деревне Починок Фроловского с/с Грязовецкого района Вологодской области.

Я, Гомов Евгений Николаевич, был призван в Красную Армию в 1939 году в Иванове. Привезли служить в г.Котовск (Молдавия), на границу с Румынией. Прослужили только три месяца, началась Финская война. Она длилась не очень долго (около 6 мес.). У финнов взяли город Выборг, прорвали сильно укрепленную линию Маннергейма.

За отвагу, проявленную в боях с финнами, я был награжден медалью «За отвагу».

Кто остался из воинов жив, тех сформировали в восьмую отдельную бригаду на острове Ханко. Оттуда мы начали воевать с немцами в Великой Отечественной войне.

С острова Ханко нас перебросили на тральщиках и эсминцах сначала в Кронштадт, а потом в Ленинград, в Разуваевские казармы. Кто ехал эсминцем, тот доехал спокойно, а кто ехал тральщиками, те попали под бомбежку. Один из тральщиков попал в минное поле и утонул вместе с солдатами. Это произошло в Балтийском море между островами Даго и Озел. Никому не удалось спастись.

Нас в Ленинграде сформировали в запасный полк, где стали учить езде на танках по траншеям, окопам, канавам, болотам.

В Ленинграде был голод. Кормили очень плохо даже солдат (150 гр. хлеба и суп из муки). Мы стали проситься на фронт. Нас троих послали на Кировский завод ремонтировать себе танк. Танк отремонтировали и приехали на нем в 220-ю отдельную танковую бригаду.

Назначили командиром танка старшего лейтенанта Худякова Василия Сергеевича (уроженец города Харькова). Экипажем в 4 человека поехали брать высоту 38-ю. При взятии высоты наш танк подбило, но никто ранен не был. Танк из строя вышел. Нам дали другой танк, на котором мы брали высоту 27-ю. Высоту взяли тремя танками, за что нашему экипажу присвоили звание гвардейского, а мне (механику-водителю) присвоили звание сержанта и наградили медалью «За отвагу» (приказ № 60).

После боев в бригаде осталось мало машин и бойцов, оставшихся перебросили в 30-ю гвардейскую танковую бригаду. Она называлась Выборгская. Командовал этой бригадой ротный командир – Паршин (1-й бат., 1-я рота). Наш экипаж был в том же составе: Гомов, Худяков, Кисляков, Кесар. Три раза ходили в разведку, все было удачно. На 4-й раз наш танк подбило. Ранило командира танка и радиста. Повредило пулемет, на колесах загорелись бандажи (воспламенилась резина). Командира и радиста отправили в госпиталь.

Нам дали другой танк, другого командира и радиста. И снова в бой. И снова нам не повезло: танк подорвался на мине. Машина вышла из строя. От нижнего толчка вырвало радисту ноги. Выскочили мы из танка, вытащили раненого радиста (Кислякова Валеру), обмотали его комбинезоном и потащили в канаву, а потом в ближние от дороги кусты. Бой кончился, радиста отправили в госпиталь, а танк – в ремонт (утащен на буксире). После этого боя наших советских танков горелых, подбитых (в том числе и наш танк) было очень много. За этот тяжелый бой многие получили боевые награды. Меня тоже наградили медалью «За отвагу».

Дали нам нового радиста Мишу Казакова и нового командира танка Сальникова (часть стояла в лесу под Ленинградом). Вскоре наш экипаж направили в Ленинград в 12-й танковый уч.полк. Там нас снова сформировали в бригаду. Командиром танка стал Баланенко, и снова поехали в 30-ю гвардейскую бригаду.

Под местечком Ивантала после боя наш танк засел в болоте. Просидели мы там семь суток голодные в болоте. Машину бросить было нельзя: расстрел. Через семь дней нас обнаружил разведчик. Вывел из леса людей, а машина увязла в трясине. За тяжесть боя и голод, перенесенные нами, нам вторично присвоили звание гвардейского экипажа и наградили боевыми орденами «Красного Знамени», гвардейскими значками и сфотографировали.

Танк дали через месяц, стояли на стоянке в лесу – в укрытии. Направление было на Латвию, Эстонию. Проехали Псков, Нарву; дорога на Литву была заминирована немцами. Под г. Тарту 13 танков подорвалось и наш танк подбило. Наш танк отправили в ремонт, а нам дали танк без пушки ДТ-34. Когда наш танк отремонтировали, нас перебросили на прорыв блокады на Ладожское озеро. ДТ-отличная, маневренная машина, и пушка поворачивается на 360 градусов, и броня крепкая, а начинал я воевать на броневичке БА-6. Этот был слабоват. На нем только отстреливаться, а не наступать.

Когда ехали по дороге на Нарву, впереди моей машины на мине подорвался танк (водитель Гриша Коновалов). Экипажа не осталось, обнаружили только днище машины и 1 погону от командира танка. Это еще пострашнее, чем тонуть в трясине. Мой танк подрывался 9 раз. Я чудом оставался жив, даже и сейчас самому не верится.

 К пулям впоследствии мы привыкли и не боялись (у нас была броня-защита), кроме фауст-патронов, которые прожигали броню, особенно, когда стреляли из блиндажей, дотов, дзотов. Но мы их много подавили. Опасные были кукушки, меткие стрелки, били с деревьев. Мало мы выходили из машин. С тиграми опасались встречаться, они снарядами пробивали броню наших танков, а мы по тиграм стреляли бронебойными снарядами (у наших пушек калибр был мал), а потом на ДТ-34 поставили 86 мм пушку, так и тигры стали тоже бояться нас.

Когда мы были в блокаде, то нас вместо танков пересадили на автомашины –полуторки и приказали очистить от покойников Володарский район. Надо было сделать (где стекольный завод) 30 рейсов по 25 покойников за рейс. Вывозили в местечко Токсово и Шувалово, где Бадаевские склады. Если норму выполнишь, то давали по 150 гр. хлеба, а не выполнишь, то только 100 граммов. Вот что такое блокада в Ленинграде!

Трудно было населению Ленинграда, но и солдатам тоже. В большинстве случаев спали в машине или под машиной, укрывались брезентом, подстилали ветки елки. Иногда бои были частые, что некогда было побриться, о мытье уж и говорить нечего, сами себя не узнавали: грязные, небритые, вшивые. Да, зря за бои награды не давали, ведь каждая минута была смертельна, но был приказ: «За Родину!», «За Сталина!», «На Запад!». И сейчас не верится, как только живой остался.