Ташпулатова (Горшенева) Александра Андреевна - моя бабушка. Она участница Великой Отечественной войны, инвалид войны 2 группы, родилась  26 мая в 1924 года. Выросла  она в многодетной (11 детей) семье в селе Семеновка Тамбовской области. Всю свою жизнь бабушка работала, имеет 50-летний трудовой стаж. Длинными зимними вечерами я любила слушать бабушкины истории из ее жизни. Сравниваю интересы и способности  детей того времени со своими. Бабушка любит рассказывать про свое детство, про школу.  Однажды я попросила:

- Бабушка, расскажи, как началась война для тебя и твоих сверстников?

- Началась война, как раз тогда, когда мы собирались отмечать выпускной вечер по окончанию 10 классов, получать аттестат зрелости - 22 июня 1941 года в средней Инжавинской школе Тамбовской области. Тогда у меня была мечта стать врачом! Мне к выпускному вечеру сшили новое платье – из светло-желтого шелка и купили туфли почти такого же цвета, как и платье.   Торжественное собрание было назначено на 12 часов, а потом должно было быть чаепитие. Помню, когда мы с ребятами, нарядные, пошли в школу, начался дождик. Дождик чуть покапал и прошел, но мое платье от дождинок стало  в розовую крапинку, а когда высохло, опять стало прежним.

 Когда  все собрались, выступил представитель из райвоенкомата и объявил, что началась война.  Нам выдали аттестаты, торжества не состоялись. Мы, комсомольцы, в большинстве пошли на трудовой фронт. Рыли окопы, противотанковые рвы юго-западнее Смоленска. Вместе с красноармейцами устанавливали орудия. Работали там десятки тысяч  людей, немцы бомбили нас несколько раз в день, были убитые и раненные. И только, когда стали отступать наши регулярные части армии, мы тоже отступили. Кружили между Курском, Орлом и Брянском. Затем, уже в конце августа, нас отпустили по домам и выдали документы для поступления в учебные заведения вне конкурса.

Поступили мы с одноклассниками в Тамбовский юридический институт, жили в общежитии. На предприятиях рабочих рук  не хватало, и мы работали на ремзаводе ежедневно по 4 часа: с 18.00 до 22.00.  Я работала на токарном станке “Красный пролетарий”, обрабатывала поршни для танков. Мастер был один на весь цех. Показал, как включить токарный станок, как  обработать деталь, затем проверить ее контрольной скобой и - следующий поршень…  Потом обрабатываешь поршни уже на шлифовальном станке «Цинцинати». Вся операция обработки одной детали занимала 3-5 минут. Так месяц работали. Спать хотелось. На занятия в институт приходилось опаздывать. 

Вскоре объявили, что институт эвакуируется на восток. Мы комсомольцы – добровольцы решили все: на запад! Так я оказалась вместе со своими в запасном полку в Тамбовских лесах, где размещались различного рода воинские части. К тому времени  двое моих братьев и две сестры уже были на фронте.

 - Почему ты решила на фронт?

 - Мы были уверены – так  надо! Есть такая обязанность у человека -РОДИНУ защищать! А уж на передовой ли, в тылу ли – кому как совесть велит. В нашей школе военное дело было поставлено очень хорошо. Это мы сами поняли, что с нами нашим инструкторам было легче, чем с другими солдатами, не имевшими такой подготовки.

Девушек в  запасном полку оказалось много. Не одна наша школа решила идти на фронт. Были девушки из Башкирии, Татарии и других мест. С волнением и вниманием слушали радио. Голос диктора раздавался в лесу так, как будто он находился совсем рядом. Часто нас бомбили немцы. Бомбы летят, а мы переглядываемся и говорим:,,.. как же немец знает, куда именно бросать бомбы, прямо на нас! ..,, .

Когда немцы прорывались к Сталинграду, обстановка на фронтах резко ухудшилась, наши войска оставляли город за городом.

Нас срочно построили и отправили на железнодорожную станцию. Команда: «По вагонам!». По дороге наш эшелон попал под такую бомбежку на станции Балашов, что потом долго не могли собрать – построить, оставшихся в живых и условно здоровых! Вот вам и фронт! До него еще не добрались, а нас уже вдвое уменьшилось. Многих в госпиталь, других - в морг.

Мы у Сталинграда. Немцы вели разведку, запускали осветительные ракеты. План, видимо, был простой у них: захватить город сходу, затем устроить парад победителей. Ближе к утру, немцы пошли в наступление (так говорили нам наши командиры). Считалась, что наша оборона города слабая и Сталинград падет, как пали к этому времени другие наши западные города.

Мы, рядовой персонал, да притом новички, в военной обстановке слушались своих командиров, не задавая вопросов. Выполнять приказы должны без лишних слов, каждый - свою службу.

Мы с подругой Тамарой Дюковой, были связистами-линейщиками. Настраивали связь между подразделениями, штабами, командными пунктами. Постоянно несешь с собой винтовку, полевой телефон, катушку с кабелем, да еще противогаз. Противогаз часто служил сумкой, где хранились запасные патроны, нож, бинт, йод, иногда и сухари. Сколько было таких случаев, когда очень хотелось пить, а баклажка небольшая и думалось, вот бы вместо противогаза, да грелку с водой и то полезнее, а вес почти тот же.

Один случай из многих: мы с Тамарой идем искать-устранять-настраивать связь с отрядом за два-три километра, возможно и дальше, насколько хватит кабеля. Сначала видим, где идет наш замаскированный кабель. Прошли с километр, соединились со штабом. Доложили, что до обрыва связи пока не дошли. Двигаемся дальше, устали,  а нам еще старшина приказал отнести в тот отряд, куда мы идем три буханки хлеба, это целый вещевой мешок (буханка хлеба весила около 3 кг). Тамара маленького росточка – ей вещмешок и винтовка, а у меня за плечами - катушка с кабелем, телефон, винтовка и противогаз.

Только двинулись мы дальше, сверху гул самолетов и сразу полетели бомбы. Их видишь хорошо, они кучечкой падают из самолета. Вот и первая большая воронка. Мы прыгнули в нее. Знали уже и не в первый   раз, что в одно и то же место очень редко два раза попадает бомба или снаряд. Сидим в пыли, трясемся, конечно, и смотрим вверх, втянув голову в плечи. Немного пыль уселась, а бомбы разрываются уже впереди нас. Что же делать?  Мы голодные, а хлеб так хорошо пахнет… Отрезали от верхней буханочки с килограмм. Хлеб проглотили и даже не заметили. Самолеты возвратились назад,  мы вылезли из воронки, отряхнулись как могли, взяли свои вещи и далее по проводам. 

Думали, что успеем найти обрыв,  спешим, а тут снова гул самолетов и все повторилось. Наконец мы нашли обрыв. Устранили. Это легче было сделать  связисту из того отряда, куда мы шли и несли хлеб. Старшина того отряда оказался нашим земляком из Инжавино. Вернулись на свою базу уже к вечеру. Это повторялось всегда, такая наша служба, куда прикажут, туда и идем. В одно время мы стояли прямо около Волги. По ней переправляли людей. Большинство на лодках и на плотах. Раньше я не видела такой широкой реки. Как много воды! Вся ширина реки была занята баржами, лодками, просто бревнами. Казалось, что где-то сорвался целый деревянный город, развалился на куски и все пошло по полотну воды. Во многих местах поднимались волны-брызги высоко, видимо рвались бомбы или снаряды по недолету или перелету цели. И все это плыло и не видно конца.

Очень было шумно. Грохотали какие-то подъемники от воды. Берег был высокий. Люди внизу у воды копошились. Что-то спускалось, что-то поднималось, перетаскивалось. Сразу не разберешь, кто какую команду выполняет.

Хорошо помнится, что у Волги все рода наших войск были как-то вперемежку. Тут  и моряки,  и летчики,  артиллеристы, прожектористы и было еще немного кавалеристов. Казалось невероятным мне тогда, как все они понимают каждый свою команду.?  Где же самый главный командир? Мы спускались за водой в Волгу, это было опасно. Все было под прицелом немцев, так нам объясняли  командиры. Вода в Волге была серая с жирным оттенком, с соломой, щепками. Помню бои на Бекетовском склоне. Станция Бекетовка тогда считалась от Сталинграда 2-3 км. Устанавливали тяжелые орудия, а потом уже «Катюши». Несколько раз эта высота переходила из рук в руки. Было немного времени затишья. Нам дали спешное задание- пробежать по местам сражения для подбора раненных и вообще осмотреть лежачих солдат. Цель – документы, для учета живых и мертвых. Ведь во время боя не всегда было возможно оттащить раненых в защищенное место. Вот и сейчас мы ползли по полю изрытому воронками. Вот мертвый, а документа при нем не находим. Кто он? Из какой части? Так и получится, как пропавший без вести.  Были случаи, вроде раненый еще живой, и  получилось вытянуть его на безопасное место, а он возьми да умри и снова без документов. Оказывается, в первые годы войны, уходя в бой, документы сдавали политруку. А потом раненого могли подобрать и отправить  в другую часть  или, еще хуже, в плен.

Утром после небольшой артподготовки, немцы пошли в наступление. А как таковая линия фронта не просматривалась. Наверное, как говорили нам тогда  командиры, шли отборные эсесовские части. Шли нагло, пьяные, кричали, орали страшно. Ехали на мотоциклах. Наши части  огнем с земли, с воздуха отражали атаки немцев.

Я не смогу описать бой. Опишут те, кто смотрит в подзорку или с высотки на ход сражений. А мы, солдаты, выполняли определенные команды. Конкретно у меня: чтоб работала связь. Или тянешь связь, или ищешь обрыв и устраняешь его, или сидишь в укрытии и вызываешь к телефону кого прикажут. Снаряды рвутся вокруг. Иногда пули свистят рядом. На них внимания не хватает. Видишь пыль – земля столбом поднялась почти рядом с тобой, но надо связь держать. Вскоре немцы опять открыли ураганный огонь. Теперь с обеих сторон замелькали летящие гранаты. Так было почти весь день. Говорили тогда, что в этот день наши части отразили шесть атак и дважды ходили в контратаку, контрнаступление. В это время под Сталинградом было 6 дивизий гвардейцев - десантников. Говорили, что эти дивизии считались главным резервом Сталина. Много было суждений об этом. Сталин дал приказ «Ни шагу назад!».

Немцы ожесточенно бомбили город. День и ночь все вокруг было в дыму. Горели разные склады, особенно нефтяные. Было не понять, когда начинается день и когда кончается ночь. А летчики-немцы еще включали сирены, все ревело! Было не по себе, жутко! Иногда хотелось глубже зарыться в землю и ничего не слышать. Немцы много сбрасывали листовок. В них ничего особого не было. Больше с рисунками, как немец ест колбасу. Знали ведь они, что мы-то были полуголодные, грязные, худые и даже вшивые. Вот в таких условиях воевали, а жалоб не было.  Вода в Волге была вперемежку с мазутом и кровью. Тела убитых плыли по воде.  Да еще климат там был в те годы такой: зимой трескучий мороз и пронизывающий ветер. А осенью и весной ( мы прихватили все это время) днем вроде тепло, а   ранним утром поднимешься - на ушах ледышки.

Теперь вспоминаешь и заново переживаешь: неужели это мы прошли через весь этот ад? У нас была снайпер  Таня. Ей постоянно приходилось лежать в «секрете», это значит, что ей и по малой нужде нельзя подниматься, себя обнаружишь. Она так и ходила в ватных штанах с резким запахом мочи. Почему-то не было приказа отправить ее в санчасть, у нее же было недержание мочи. Вообще легко раненых никуда не отправляли, а только меняли род занятий.

Со мной это было, когда я получила ранение в правую ногу. Произошло все быстро. Уже я настроила связь и доложила, как положено. Ножичек, которым зачищала провода засунула в противогаз и надо было подняться с земли, а тут с визгом пролетела пуля. В сапоге стало очень горячо, ногой невозможно шевельнуть. Затем из сапога завиднелась кровь. Оказалось - ранение ниже колена. Около меня никого не было. Кручу ручку полевого телефона, а говорить толком от боли не могу. Сказала местонахождение и «моя нога». Меня нашли сразу, сапог разрезали, рана не глубокая, но сбита надкостница, крови много и я уже белее снега. Тогда особого значения никто не придавал, что какие-то могли быть инфекции, заражения. Наложили повязку, привязали две дощечки к ноге и все. Сиди теперь, работай при штабе, пока нога немного заживет. Так я стала исполнять  службу писаря строевой части. Таких ран как моя, у других солдат и офицеров было по нескольку. Уставали все, спать могли на ходу.

Было и такое в нашей части. Валя Сергеева, из наших девчат, ведала продовольственным снабжением. Настолько всегда была измучена, зачастую ей приходилось с солдатами перетаскивать снаряжение и продукты на себе. Когда перебазировались на другой участок фронта, ей пришлось служить за лошадь в полном смысле слова. Раз дело было зимой. Разбросили сразу одну палатку и поставили в ней маленькую чугунную печечку. Я оказалась рядом, тоже очень устала и промерзла. Забегаю в эту палатку и сразу же мне запах жаренного мяса в нос. Печурка топилась тряпками в мазуте и раскалилась докрасна. Рядом, спиной к печурке стояла Валя и спала. Я увидела, что ее ватные штаны сзади уже сгорели и  теперь горит тело, поэтому-то и пахнет жареным мясом. Отдернула я Валю от печки, и она всем ростом качнулась на меня. Вот ведь спит стоя так крепко, могла бы упасть на печку.

И вообще, говоря о войне, о фронте некоторые считают, что это бежит солдат с винтовкой…да? А ведь прежде чем ему бежать нужно  знать, куда и зачем, в чем и с чем.

Можно сказать, что фронт это многоотраслевое производство. Где есть все специальности взаимоувязанные. Есть генеральный план. Есть оперативные планы. Есть все отделы командования, снабжения и сбыта и большая медицинская служба. В каждой воинской части есть службы строго выполняющие свои обязанности без которых нет побед.

Многим бойцам и командирам (точно говорю) теперь с трудом верится, что прошли сквозь это Сталинградский ад и остались еще живы. И всегда будут сниться тяжелые бои, фронтовые будни, боевые друзья и те, кто погиб на наших глазах.

Разве можно забыть медсестру Аньку Петухову. Мужиковатая, очень рослая, вся здоровенная, грубая и голосом и манерами.  Когда мы прибыли в часть, она там уже была и имела боевую награду на гимнастерке. На своей широкой спине она многих вынесла из поля боя. И вот стоит эта гром-баба во весь свой богатырский рост и что-то наблюдает. Многие стояли близко к ней и вдруг несколько мгновений, стоит Анька без головы, затем медленно поворачивается на бок и падает во весь рост. Где же ее голова? Ее рядом не было. Так и закопали Аньку без  головы.

Разве это можно когда-то забыть? Да ни за что!. Это все под Сталинградом.

После освобождения Сталинграда наша часть двинулась в Прибалтийском направлении. При освобождении г. Риги я получила ранение в крестцовую область позвоночника, с чем  и пролежала в госпитале почти полгода в городе Казани, откуда инвалидом войны снова вернулась на фронт в марте месяце 1945 года. Это уже по требованию, вернее по просьбе твоего деда а в то время  командира нашего подразделения- старшего лейтенанта Ташпулатова Мурада Каюмовича. Он был призван на фронт в1941 году из Таджикистана. Родителей своих Мурад не помнит. Он и его старшая сестра попали в детдом, когда ему приблизительно было 2-3 года, поэтому дату рождения ему назначили условно – 20.01.1913 г.  К  1941 году он уже работал юристом, закончив юридический техникум. Так что по сравнению с нами школьниками-выпускниками он казался взрослым. Жаль, что он умер когда тебе было всего 3 месяца. Дед у тебя – кристально честный человек. После войны он приехал к нам в Тамбовскую область в Инжавино знакомится с моими родственниками. Он очень волновался и обрадовался когда увидел, что ему рады. Теперь у него была большая семья. В результате мы и мои родные уехали жить на постоянное место жительство в Таджикистан. Разные события были в жизни.  Последнее место работы твоего деда - директор ПТУ №13 в г. Курган-Тюбе. 21.05.1991 года умер Мурад Каюмович. Он очень переживал за нашу страну из-за тех событий которые разворачивались в те времена. Из-за военных действий в 1992 году в нашем родном городе Курган-Тюбе, пришлось все оставить и переехать жить в Россию. Вот теперь мы живем здесь, в Воронежской обл. г.Новохоперск Было очень обидно, что не стало Советского Союза. Но будем жить, работать и стараться опять наладить нашу жизнь. Чтобы в наша страна была сильной и могучей. Чтобы вы жили хорошо!

Бабушка много читала, работала секретарем в нашем комитете ветеранов войны, выступала на праздниках от имени жителей поселка Новохоперский. Выступала вместе с художественным коллективом, она пела в хоре. Говорила, что всю жизнь старалась скрыть свою инвалидность. Ее излюбленная манера говорить, что хуже ее есть люди, значит ей надо держаться. Болеть все умеют, а вот показать себя здоровой это сложнее, но надо к этому стремиться. Вот  какая моя бабушка. А еще я думаю, что все то, что выпало на долю бабушки и ее сверстников, все, чем они тогда жили, через какие испытания прошли,   не должно  остаться просто историей и пылиться  на архивных полках. Все это должно остаться жить в нас, во мне, в моих братьях и сестрах, в моих сверстниках.

Тамара Плевако-Морозова