В трудное военное лето 1942 год
Из Самыкина дивизия перешла в деревню Марфинка восточнее г. Белый. В сторону Белого от деревни местность была несколько открыта, и там в деревнях находились партизаны. В Марфинке я окончательно овладел ездой на коне. К нам прибыло пополнение, включая несколько человек командного и политического состава. Заменили комиссара 70-го кавполка; им стал батальонный комиссар Станкевич, с которым прибыла его жена, тоже военнослужащая. По моей просьбе заменили и комиссара штаба дивизии Бронева, направив его в резерв фронта. Бронев часто в разговорах со мной высказывал мысль, что его непременно убьют, это он считал неизбежным. Вот и решил я убрать его с передовой на другую должность. В армии ему дали должность комиссара мотоциклетного батальона (он очень любил мотоциклы), и там он был случайно убит одним из своих бойцов, опробовавшим автомат. Так Бронев не избежал своей судьбы... Я все надеялся, что заменят и меня, и просил об этом комиссара дивизии. Но этого не произошло, и мне пришлось продолжать работу.
Дивизия хорошо пополнилась конским составом. Мне подобрали коня по кличке Пальмира, серой масти. В мирное время полки формировались по мастям коней: вороные, гнедые, серые и сивые (белые), а теперь все масти перемешались. Крылов уже не мог быть моим коноводом, на его попечении теперь находилась повозка с имуществом политотдела. Он раздобыл повозку-можару — телегу с высокими бортами, а моим коноводом стал боец Долгополов из 56-го кавполка. Этот молодой паренек был родом с Кубани и до службы в армии работал на конном заводе. Он очень любил коней, до блеска начищал стремена у седла и даже раздобыл для меня шпоры.
С пополнением дивизии прибыло много бойцов из Татарии и Башкирии, и кони были из этих краев. В те дни было голодновато, и бывалые люди использовали в пищу все, что могла дать весенняя пора, — собирали и сладкие беленькие корешки «матрешек» (как мы называли их в детстве). Комиссар штаба увидел у бойцов такие корешки, взял один и принес мне, сказав, что бойцы могут отравиться. Я взял у него корешок, почистил и съел. «Это матрешки, пусть бойцы их едят», — сказал я расстроенному комиссару, и тот ушел недовольный. Комиссар отдельного химического дивизиона (такой был теперь в дивизии) ехал по деревянному настилу, его конь наступил на конец жерди, она поднялась и проткнула коню живот. Дострелянного коня закопали на опушке леса, а через день на этом месте оказались лишь голова и ноги с подковами. Ночью бойцы-татары выкопали тушу и унесли для питания. Виновников искать не стали, бесполезно.
Как только дороги стали более пригодными для движения, командир дивизии перевел наши тыловые подразделения в расположение дивизии. Из района Нелидово, что на шоссе Ржев—Торопец, тылы были передислоцированы в деревни Никольщина, Павлово, Кузютино. В клубной машине имелся фильм «Разгром немцев под Москвой», и его ежедневно показывали в частях, а чуть позднее мы получили фильм «Пархоменко». В начале июня вся дивизия переместилась еще северо-западнее Белого. Этот город, узел четырех шоссейных дорог, был превращен немцами в сильно укрепленный пункт. Немцы узнали о нашем расположении и иногда бомбили нас (впрочем, потерь от бомбежек не было). Но как просохли дороги, они начали беспрерывные атаки на расположенные в деревнях гарнизоны. На одну из деревень, где находились бойцы пополнения, ночью напали немцы. Застигнутые врасплох бойцы в нижнем белье сели на коней и помчались на немцев. Стрельбы было много, но эскадрон не потерял ни одного человека! Деревня переходила из рук в руки, и в итоге наши оставили ее. А днем немецкая авиация начала усиленно эту деревню бомбить! Немцы в деревне пускали сигнальные ракеты, но летчики не обращали внимания на сигналы и не улетели, пока не отбомбились.
В конце июня дороги просохли окончательно, и немцы начали наступление против частей корпуса. Его части находились в тылу немецких войск, и связь с тылами осуществлялась через пересечение дороги из г. Белый в сторону Ржева. Немцам достаточно было захватить эту дорогу, и части корпуса оказались бы отрезанными от тыла. И именно тут немецкое командование нанесло удар: с двух направлений от Белого к северу и от Ржевской группировки к югу немецкие войска перешли в наступление. Командование корпуса утратило управление дивизиями: наша дивизия вышла на это шоссе севернее Нестерова, а потом почему-то повернула назад. При отходе от шоссе я узнал — немцы заняли Сосновку, где долго размещался политотдел. Меня очень встревожила эта весть. Что с политотдельцами? Где документы? Я сказал командиру и комиссару дивизии, что поеду искать документы и людей, — я не верил, что они попали к немцам. Командир и комиссар дивизии сказали, что будут пробиваться из мешка через дорогу от Солодилова на Пушкари и ночью будут в Солодилове.
Вдвоем с Долгополовым мы скачем рысью к Ерохину, тут никого уже нет, и мы едем дальше. У деревни Брагино обнаружили повозку политотдела, в ней Крылова и сержанта Чернова. В политотделе я оставил за себя Элентуха, и теперь спросил, где он. Крылов ответил, что он, как узнал, что немцы показались перед Сосновкой, ускакал один, оставив людей и имущество политотдела. Мы проехали в лес за деревню Акулино и здесь, свернув налево в густой молодой лесок, остановились. Выбраться с повозкой мы не могли, и я начал сортировать всю документацию политотдела. Партбилеты хранились в небольшом металлическом сейфе, а ключа у меня не было. Крылов топором взломал крышку, и все самое необходимое я переложил в мешок: полит донесения, материалы по выдаче партбилетов, бланки не выданных парт документов, секретные материалы. Остальное взять невозможно, а сжигать нельзя — немцы увидят огонь, они были недалеко от нас. Все, что не взял, я сложил в железный ящик и закопал в болотинку, а пишущую машинку и патефон мы зарыли в сухую землю и хорошо замаскировали. Телегу отвезли в сторону от тайника, Крылов приспособил из веревок стремена, оседлал Игруна, и мы вчетвером двинулись в сторону Солодилова. Было темно, но я хорошо знал местность, и мы добрались до цели без карты. Здесь расположились пехотные части. У командира я узнал, что никаких кавалеристов тут не было и нет. Пехотный командир сказал, что с рассветом они начнут бой за Пушкари, чтобы пробить выход обозам. Послали разведку в сторону Сосновки, она скоро вернулась и доложила, что через лес идут подводы, но каких частей — не выясняли.
Мы дождались начала рассвета и поехали в сторону Пушкарей. На подступах к Пушкарям пехота вела бой. Я веду свою группу севернее Пушкарей, редким болотистым леском. Кони вязнут, рысью ехать нельзя.
Из Пушкарей немцы нас заметили и, видно, приняли за группу, обходящую их с севера. Деревня стояла на горке, и нас немцам было видно хорошо. Со свистом в нашу сторону полетели мины. Мы свернули еще правее, в более густой лес, и вышли из-под минометного обстрела. Здесь в лесной глуши, за болотистым лугом с мелким лесом, мы встретили колхозника из Пушкарей, который сказал, что Пушкари немцы заняли еще вчера и хорошо укрепились, а по дороге от Белого к Ржеву уже ездят немцы. Сюда, через болотистую местность, немцы не пошли — на это и надеялся колхозник, перевезший в добротную землянку все свое хозяйство. Спешившись, мы гуськом пошли по лесу, выбирая наиболее проходимые места для коней, — и скоро вышли в расположение наших войск, встретив цепь пограничников. За ними никаких войск уже не было.
Выбравшись на шоссе Белый—Нелидово, мы направились на север, где в деревнях были наши тылы и прибывший на усиление дивизии артдивизион. В районе деревни Нестерово был слышен сильный бой: рвались мины, строчили пулеметы, — здесь дралась курсантская бригада. Мы ехали по окраине леса, в стороне от разбитой дороги, когда налетели немецкие бомбардировщики. Обнаружив нас, они обстреляли нас из пулеметов и сбросили несколько бомб. При появлении самолетов мы спешились; я и Долгополов наблюдали за самолетами и предупреждали всех о маневрах летчиков. Коней держали Крылов и Чернов, и вот Чернов не удержал испугавшегося самолета коня, и тот ускакал с мешком, в котором были полит донесения! Я приказал всей группой начать поиски коня, и вскоре мы нашли группу танкистов с нашим конем. Они уже успели развязать мешок с документами, но возвратили и их, и коня. Я крепко отругал Чернова за его беспечность, но он так переживал, что на ругань не обиделся.
Мы приехали в расположение нового артдивизиона дивизии. Здесь все спокойно, командир дивизиона ждал распоряжений из штаба дивизии. Для выяснения положения я выехал в 41-ю армию, штаб которой стоял среди обширного болота на высотке. Найти его было непросто, но в штабе я узнал, что командующий 41-й армией генерал-майор Тарасов находится в ближайшей деревне. Мы с Долгополовым поскакали туда и нашли его; в ватнике, с двумя звездочками в петлицах генерал внимательно выслушал меня и сказал, что надо собрать всех выходящих из окружения, а место для сбора узнать у начальника штаба армии генерала Кацнельсона. Снова едем в штаб на болото к генералу Кацнельсону («без кальсон», как шутили по поводу его фамилии). Он назвал деревню, но не сказал, в каком месте ее искать. Мы с Долгополовым объездили много деревень, расспрашивая о выделенной для дивизии деревне, но никто о ней не знал. Деревню с таким названием мы нашли под городом Белый, но здесь была передовая линия обороны. Командир взвода, пехотинец, накричал на нас: «Уезжайте немедленно, если не хотите быть похороненными здесь», — и указал на свежую могилу. Целый день мы ездили, и ничего не получилось — нет такой деревни. Приехав обратно в штаб армии, мы узнали, что начальник штаба ошибся в названии. Нужную деревню для сбора дивизии мы быстро нашли километрах в 15 западнее Белого, а на пути в нее встретили большую группу наших бойцов, вырвавшихся из мешка. Навстречу, выходящим из окружения по вероятным направлениям движения мы направили группы конников, и уже к вечеру в деревне собралось более 200 человек. Пока мы питались двухдневным сухим пайком — его выдавали всем вышедшим из окружения. Но таких становилось все больше и больше, и мне пришлось заняться организацией питания людей. Только на четвертый или пятый день в расположении собравшихся бойцов дивизии появились командир с комиссаром со своими дамами. Многие, в том числе и я, думали, что после такого дела руководство дивизии будет обновлено, но пока все осталось по-старому. Корпус же был расформирован. Из окружения не вышел начальник штаба капитан Москвичев, оказалась в плену врач Рахиль, с которой он жил (это потом подтвердили жители деревни Акулино, видевшие ее в плену у немцев). Были убиты комиссар 70-го кавполка Станкевич и его жена, пропал без вести инженер дивизии Ноженко. Потери личного состава были небольшими, но бомбежками были разгромлены тылы дивизии. Погибла наша клубная машина, начальник клуба, политрук, был убит — мне передали его полевую сумку. Позднее всех политработников в дивизии появился Элентух. После проявленной им трусости, которая тяжело обернулась для политотдела, он не имел права оставаться на посту секретаря парт комиссии дивизии, я отстранил его от должности, а парт комиссия исключила Элентуха из партии. На заседании секретарем избрали старшего политрука Дудко. Это был кристально чистый коммунист, храбрейший из всех нас, политработников, скромный, честный и преданный партии человек.

Скоро дивизия получила боевую задачу: занять оборону в лесу западнее дороги на участке от Нестерова до Пушкарей. Было начало июля, дни стояли теплые, дождей почти не было. В лесу окопов не рыли, да и не было сплошной линии обороны в болотистых, с водой, участках леса. Конники устраивали засады на вероятных направлениях наступления немцев, постоянно патрулировали перед передним краем расположения частей дивизии, постоянно несли свою службу разведчики. Все действовали в пешем строю, коней охраняли в тылу несколько человек.
В дивизию приехал лектор из Политуправления фронта и так рассказал о перспективах открытия второго фронта, что бойцы потом всех политработников донимали одним вопросом: «Где второй фронт?» Но бои шли под Керчью, в Севастополе, Донбассе, Воронеже, Сталинграде, на Северном Кавказе — второго фронта, обещанного союзниками, не было.
Наша дивизия продолжала воевать в лесу. Почти ежедневно вспыхивали перестрелки, и на линии соприкосновения с противником каждый эскадрон имел определенный участок обороны. В одном эскадроне личного состава не было — только политрук с двумя бойцами. У политрука на груди наш автомат, а на ремнях на плечах от шеи к поясному ремню — 7 дисков с патронами, и в каждом по 70 патронов. Политрук с бойцами всегда были готовы к бою, патрулируя свой участок обороны. Ночами боевые действия почти не велись: немцы не решались идти в глубь леса, уходили с позиций, минируя отдельные места, да и наше командование не рисковало атаковать ночью. Однажды под утро разгорелась сильная перестрелка, и с обеих сторон раздались крики «ура». А когда совсем рассвело, наши бойцы увидели перед, собой людей, тоже одетых в красноармейскую форму, — власовцев. С криками «Бей изменников!» кавалеристы бросились на врага...
Чтобы не быть связанным с хранением партбилетов, я передал своему заместителю Жандарову бланки не выданных парт документов. И тогда обнаружилось, что одного комплекта парт документов нет, значит, он остался с закопанными бумагами. Потом выяснилось, что не выданный комплект комиссар оставил в папке вместе со второстепенными бумагами, а я, не просмотрев эту папку, оставил ее зарытой в железном сейфике. Закопанными остались и 220 бланков комсомольских билетов. Я понимал, что за это мне придется держать довольно строгий ответ. Так и случилось: из политотдела армии приехал инспектор, выяснять последствия окружения дивизии. Ни с кем, кроме комиссара, он не беседовал, никого из политотдела не вызывал. Скоро меня вызвали на заседание партийном комиссии 41-й армии и вынесли строгий выговор «за непринятие действенных мер при выходе из окружения и оставление на территории врага комплекта партбилетов и 220 бланков комсомольских билетов». Я спросил председателя парт комиссии: «А комиссар и командир понесут какую-нибудь ответственность?» Он ответил, что нет, а после заседания один ответственный работник политотдела, член парт комиссии, сказал мне: «Вы подошли как раз под действие приказа № 227, вот вас и наказали». Я пошел к начальнику политотдела и сказал, чтобы меня убрали из этой дивизии, так как работать с комиссаром и командиром дивизии нет никакого желания. На эту просьбу он ничего мне не ответил.
Еще до вынесенного мне взыскания мы с комиссаром вместе ехали в политотдел армии, когда нам навстречу попался старший лейтенант, начальник разведки одного из наших полков. За трусость он был исключен из партии и вот теперь возвращался в свой полк. У меня возникло подозрение в том, как бы он не завершил свою трусость открытым предательством. Вслед ему из штаба армии возвращались и другие командиры, и одному из них я поручил проследить за поведением труса. Но эта мера оказалась недостаточной: в полк он не прибыл. Я предложил командиру дивизии сменить место расположения КП, но Гагуа не согласился. На другой день в полдень на расположение штаба дивизии обрушился сильный плотный минометный огонь, чего раньше не случалось. Я находился в шалаше и готовил полит донесение, когда услышал свист мин, а за ним и грохот разрывов, крикнул: «Ложись», — и все легли на землю. Минут десять бушевал над нами минометный обстрел: окопов не было, оставалось только лежать на земле, кое-кто убежал от шалашей в сторону. Осколки шуршали по веткам, летели сучья, комья земли, все боялись прямого попадания... Когда налет кончился, оказалось, что несколько бойцов ранено и убит начальник связи майор Колодежнов. Потом выяснилось, что убит и старший политрук Дудко: он ехал из полка, попал под обстрел и, не успев слезть с коня, был ранен в спину большим осколком мины. Ни конь, ни его ординарец даже царапин не получили. Вот так обернулась нам измена старшего лейтенанта, указавшего немцам точное расположение штаба нашей дивизии.
Положение дивизии было нелегкое: обнаружились заболевания ног у лошадей — «мокрец». Часть лошадей отправили в тыл, но начали болеть и те кони, что оставались в лесу. Командование армии учло это положение и вывело дивизию из болотистых мест. Дивизия сдала стрелковым частям свой участок обороны и передислоцировалась в тыл армии. Теплым августовским днем дивизия шла в конном строю походным порядком. Немецкая авиация, занятая поддержкой наступления на Сталинград, не беспокоила нас своими налетами. Дня через два после выхода из боя дивизия расположилась для переформирования. Бойцы жили в деревнях, а кони паслись на лугах, набираясь сил. Ходили слухи, что изменится командование дивизии, так как часть дивизий 11-й кавкорпуса была расформирована. Наша дивизия носила имя Маршала Советского Союза С.К.Тимошенко, — может, это и спасло ее в тот момент от расформирования.
Как-то я с Долгополовым ехал из политотдела армии, и по дороге мы попали под бомбежку. Немецкий «Юнкере» начал пикировать на единственную машину, что ехала по шоссе, и сбросил бомбу килограммов под 250, — черная туша отделилась от фюзеляжа и со свистом полетела к цели. Мы слезли с коней и легли. Взрыв был сильным, на нас полетели комья сухой земли. Но когда немец улетел, и мы поднялись, то увидели странное явление — листья ивовых кустов из зеленых превратились в желтоватые. Смотрим, машина стоит, но кузов пуст, все из кузова разметано воздушной волной. Шофер, опустив голову, плакал. Мы подошли к машине, и, увидев нас, водитель крепко выругался в адрес немецкого летчика: «Черт паршивый, чем я буду кормить полк? Два дня сидим без продуктов, вез я двухсуточную дачу горохового концентрата, а поганый фриц разметал весь концентрат по воздуху и собрать ничего нельзя. Что я скажу в полку?» Такое бывало на фронте не раз!
В один из августовских дней, во второй половине месяца в политотдел пришел комиссар дивизии и вручил мне предписание за своей подписью — явиться в распоряжение отдела кадров ПУ Калининского фронта. За два дня я сдал все дела батальонному комиссару Пономареву из расформированной дивизии нашего кавкорпуса, собрал свои вещи и подготовился к отъезду в штаб фронта в район Кувшинова, за 300 километров от нашего расположения. Делопроизводитель дивизии вез в штаб наградные материалы, и с этой машиной мне и надлежало ехать. При отъезде комиссар дивизии сказал мне, что я представлен к ордену Красной Звезды. Так закончилась моя тяжелая служба в 24-й Кавалерийской дивизии.

При переформировании остатков наступавших частей, военфельдшер Барсукова оказалась в 11 кавалерийском корпусе тогда полковника, а впоследствии генерал-майора Соколова. Восемь месяцев кавалерийский корпус провел в рейде по Белоруссии и Смоленщине – до августа 1942 года. Сейчас трудно себе представить, как крупная регулярная часть может действовать во вражеском тылу. Видимо, благодаря мастерству командира и невероятной выносливости бойцов. За сутки кавалерийские части проходили верхом до 70 км. Как вспоминала Екатерина Васильевна «по дороге шли немцы, а мы параллельно по лесу, обмотав ноги лошадей тряпками». «600 русских конников атаковали командный пункт полка, расположенный в школе. Пришлось ввести танки, которые в ожесточенном ближнем бою освободили командный пункт. Против мотоциклистов танковой дивизии – вдруг конная атака», - писал впоследствии о действия конников Соколова один из уцелевших немецких генералов.

Поняв, что перед ними не партизанский отряд, а регулярная армия, фашисты привлекли к охоте на кавалеристов крупные силы (малоизвестная сейчас «Операция «Зейдлиц»). Не умея поймать, брали измором. «Только расположимся на привал – а над нами уже самолет-разведчик «рама». Сразу команда «в седло», только отошли, а на место лагеря уже заходят бомбардировщики». Снабжался корпус, как и партизаны, с воздуха. Понятно, что этого не хватало. Через несколько месяцев бойцы стали слепнуть от голода, и им давали в качестве лекарства сырую печень убитых лошадей. Местные жители делились с кавалеристами Соколова последней картошкой. Хотя их положение было чудовищным, а их бывшие деревни представляли собой сплошное пепелище. «Если бы с юности верила в Бога, то с войны вернулась бы точно неверующей», - вспоминала об увиденном на оккупированной территории Екатерина Васильевна.
Но ее всеобщее запредельное ожесточение не затронуло. Со школы Катя хорошо знала немецкий – язык в их школе преподавала настоящая немка. Поэтому одно время она пыталась работать переводчиком. Но после участия в нескольких допросах попросилась обратно в санчасть. Потом вспоминала: «Как этих немцев били! Я не могла на это смотреть…» Культи свежеоторванных в боях рук и ног перетягивать, игнорируя просьбы добить – могла. А на допросы смотреть – нет.
Возможно, именно благодаря маневрам и диверсиями корпуса Соколова немцы не смогли собрать достаточно сил для готовившегося тогда прорыва под Воронежем (операция «Блау»). В августе остатки корпуса пошли на прорыв – советская артиллерия огнем разрушала немецкую оборонительную линию, а с тыла выходили остатки корпуса Соколова. Во время выхода из окружения под Барсуковой убили лошадь, и она схватилась за хвост скакавшей мимо (кавалерийские кони обучены не брыкаться) и бежала за ней какое-то время. Всадник хотел было отпихнуть незваного попутчика, но увидев девушку, схватил ее за шиворот (а весу в ней было меньше пятидесяти килограмм) и вздернул к себе в седло – так и вышли из клещей, по-тамплиерски. В суматохе Катя так и не узнала, кто был ее спасителем.

Комиссар корпусного ветлазарета, парторг полка, инструктор политотдела дивизии, редактор дивизионной газеты — вот не полный перечень должностей, которые занимал в действующей армии. Фронтовыми дорогами прошагал многие сотни километров, дошел до Берлина. Был тяжело ранен. После войны работал редактором заводской многотиражной газеты.

17 мая. Вернулся из Андреаполя. Ездил за получением пополнения. Хорошие ребята, и кони у них добрые.
Прочел несколько лекций о международном положении, организовал художественную самодеятельность. Настроение народа боевое. В Андреаполе попал под бомбежку. Полстены в домике вырвало, а я — невредим.
Конец мая и июнь занимаюсь боевой и политической подготовкой. На фронте затишье. Наверно, перед грозой.
29 июня. Разведка сообщает о большом скоплении гитлеровцев. Начались стычки. Фашисты пытаются взять нас в кольцо. Получен приказ — организованно отходить.
3 июля. Начальник политотдела тов. Премилов направил меня в 70-й кавалерийский полк, перед которым поставлена задача прикрыть отход частей кавалерийского корпуса. Совершили небольшой бросок (20 км) и заняли оборону у деревни Степаньково. Ведем бой. Хорошо действуют артиллеристы.
4 июля. Продвижение противника приостановлено. Все атаки отбиты, деревня в наших руках. Хожу по подразделениям, занявшим оборону в наспех отрытых траншеях. В минуты затишья беседую с бойцами. Организую доставку боеприпасов.
5 июля. Получен приказ отойти к деревне Крапивное, где занять оборону. Полк снимается поэскадронно, отходит. Противник обстреливает из артиллерии, бомбит с самолетов. Но потери незначительные. Штаб полка остановился в деревне Егорье. Поступило сообщение: Крапивное занято противником. Проход закрыт. Мы в окружении. Провели совещание с комсоставом. Заняли круговую оборону. Работаем в подразделениях. Настроение народа неплохое.
6 июля. Держим оборону в районе трех деревень. Вражеская авиация висит в воздухе, бомбит, обстреливает из пулеметов. Бьют артиллерия и минометы. Появились танки. Разгадываем замысел фашистов: хотят отрезать нас от лесного массива. Артиллеристы вступили в единоборство с вражескими танками. Организуем отход в лес. Сохранили всю материальную часть. Большая заслуга в этом работника штаба полка старшего лейтенанта Тройникова.
7 июля. В лесу заняли круговую оборону. Отличились разведчики. Сержант Ночевкин, возглавив группу бойцов, уничтожил зенитную батарею противника. Фашистские автоматчики прочесывают лес. Ведем бой.
8 июля. Ночью пытались прорваться через дорогу Белый — Нелидово. Фашисты встретили сильным огнем. Пришлось отойти в лес.
9 июля. Стоим в лесу. Приводим полк в порядок. Некоторые предлагают остаться в тылу, перейти на партизанские методы борьбы. Проводим беседы в подразделениях.
10 июля. Вышли запасы продуктов. Приходится убивать лошадей на мясо. Гитлеровцы обстреливают лес. Ведем бой с автоматчиками.
11 июля. Организую самодеятельный концерт. Я пою под гитару «Письмо в Москву». Капитан Сапрыкин поет частушки. Великое дело — песня. Настроение бойцов боевое.
12 июля. Целый день вели бои с автоматчиками, пытавшимися сжать кольцо. Обстреливают минами. Имеем потери. Встретил школьного друга красноярца Сашу Гупалова. Он летчик. Прилетел за раненым генералом.
13 июля. Связи нет. Командир полка принял решение выходить из окружения группами.
14 июля. Вокруг меня образовалась группа в 18 человек, в том числе два командира— раненный в руку старший лейтенант Шевченко и ветеринарный фельдшер Каттюбеев, земляк, служили вместе в ветлазарете. Углубляемся в лес. Как противна конина без соли: трава и трава.
15 июля. К нашей группе присоединился заместитель командира полка капитан Багрянцев. Рассказывает, что комиссар Станкевич погиб.
16 июля. Гитлеровцы окружили весь лесной массив. Решаем просочиться в другой лес, который, очевидно, не блокирован. Сыро, комары, мошка. Костра развести нельзя, в сапогах вода. Сильные боли в животе: дает знать себя конина без хлеба и соли. Двигаемся на восток.
17 июля. Шли ночь. Под утро вышли к проселочной дороге. Бродят фашисты, идут машины. Днем не перейдешь, ждем ночи. Лежим с Каттюбеевым, наблюдаем за гитлеровцами.
18 июля. Ночью перешли дорогу. Вражеских автоматчиков не встречаем. Люди слабеют. Попадают кружки черники и земляники — подножный корм. Взобрался на сосну, огляделся. Слабею и я. Похудел, как после тифа. Совсем плохо себя чувствует Аносов. Такой здоровенный парень и ослаб.
19 июля. Двигаемся в направлении большака Белый — Ржев. Окруженцы идут и попутно с нами и навстречу. Сведения о путях выхода разноречивые. На западе слышен бой.
20 июля. Впереди слышен гул машин, очевидно, приближаемся к большаку. Посылаю Бричкина на разведку. Попал ручеек. Все умылись. Портится мясо. Развели костерок, обжариваем.
21 июля. Хоть бы на партизан наткнуться. Обидно, кто-то воюет, а мы... Вышли к большаку. Непрерывный поток немецких машин и танков в сторону Белого. С наступлением темноты перешли большак.
22 июля. Зарезали последнего коня. Поделились мясом с группой пехотинцев. Они шли нам навстречу. Говорят, что по нашему маршруту большое скопление гитлеровцев. А где их нет? Аносов совсем ослаб, идти не может. Ветфельдшер Каттюбеев решил отвести бойца в ближайшую свободную от немцев деревню: не бросать же парня в лесу. На руках нести не можем.
23 июля. Вышли из окруженного леса. Перешли речку Лучесу, пересекли открытое поле. Углубились в другой лесной массив, по которому должны были попасть к своим. Варим мясо. Готовимся к ответственному переходу. Но впереди две шоссейные дороги и речка Береза.
24 июля. Пересекли большак Белый — Оленино. Огромная трава. Роса. Промокли до ниточки. Сушимся.
25 июля. Мясо кончается. Попадают грибы, ягоды, щавель. Прошли полянку, где был разбит лагерь врага. Свежие следы. Впереди какая-то дорога, охраняемая противником. Нас заметили. Обстреляли. Залезли в болото. День просидели по горло в трясине. Гитлеровцы прочесывали лес, но нас не обнаружили.
26 июля. Вышли на опушку леса. Видна деревенька. Встретилась женщина. Несла откуда-то хлеб. Голодные ребята с жадностью смотрели на сумку. Всем бы хватило по маленькому кусочку...
Наткнулись на трех бойцов, лежавших под сосною. Идти не могут, совсем ослабли. Предпочли умереть голодной смертью, чем сдаться в плен...
27 июля. Тяжелый день. Ночью вышли из лесного массива. Когда рассвело, увидели, что находимся в небольшом колке. Кругом открытая местность, слышится немецкая речь. Залегли, приготовились к бою. Даром свою жизнь не отдадим. Недалеко от нас рвутся мины, снаряды, слышна пулеметная и автоматная дробь. Видимо, близко наши. Как бы свои не накрыли огоньком. В сумерках выбрались из колка.
28 июля. Мясо все съедено, ничего не едим второй день. Залегли у дороги. Изучаем движение немцев. Прибились к нам два человека — командир и боец. Они сообщили, что у реки Береза — наши. Командира бьет кашель. Это опасно: гитлеровцы все время рядом, могут обнаружить...
29 июля. Отошли в глубь леса. Собрали немного грибов, поймали ежа. Сварили в котелке грибы с ежом. Кусочек ежового мяса напоминает свиной жир. Без соли противно, но есть надо. Иду в разведку. Разведал на 500—1000 метров, возвращаюсь за ребятами. Весь мокрый. Ноги и руки тянет судорога. А ребята просят: «Вы умеете ходить по лесу, двигаетесь, точно кошка, не слышно хруста сучков. Ведите дальше, немного осталось».
30 июля. Весь день тыкались во все стороны, кругом гитлеровцы. Под вечер вышли на немецкую батарею. Пришлось вступить в бой. Нескольких фашистов уничтожили, остальные разбежались. Ну, теперь они нас зажмут. Во что бы то ни стало надо прорываться!
31 июля. Ночью ползком преодолели дорогу и лесной завал. Видимо, линия обороны. Слышится русская речь. Наша оборона или пленные?
1 августа. С рассветом наблюдаю за движением на дороге. Нет сомнения — наши. Ура! Хочется петь и плакать. Обнимаем и целуем своих. Дали нам по кусочку хлеба, отправили в тыл полка. Помылись, очистились от паразитов. Все мы совсем ослабли, идти не можем, садимся отдыхать через каждые сто метров. Держались, как видно, на нервах. Спало нервное напряжение — и силы отказали. Но надо крепиться, впереди — новые бои.

В сентябре 1943 года маршевый эскадрон, направленный из Коврова, прибыл к месту своего назначения: на пополнение 2-го гвардейского кавалерийского корпуса, только что выведенного с передовой после тяжелых боёв, завершившихся форсированием Десны в тылу у противника и захватом узловой станции Жуковка.
Жуковка. Закончилась Курская битва, освобожден Орел. Наши войска устремляются на Брянск. И в районе Карачева развернулись тяжелейшие бои. Все попытки советских войск пробиться к Брянску на этом направлении закончились безрезультатно. Опираясь на прекрасно укрепленную линию обороны «Хаген», немецкие войска остановили в середине августа 1943 года наше наступление. Линия «Хаген» - плод трудов немецких инженеров и военных специалистов, представляла из себя двухполосную, глубоко эшелонированную оборону с дотами и дзотами. бронеколпаками и вкопанными в землю танками, с огромным количеством артиллерии и развитой сетью полевых аэродромов. Линия «Хаген» - это сплошные минные поля и лесные завалы, непроходимые для танков болота и топи, несколько десятков бронепоездов, курсирующих по железным дорогам. Начинаясь от Людиново и заканчиваясь под Навлей, «Хаген» считалась непреодолимой. В течении месяца войска 11-й армии, 3-й армии, 7-го гв. мехкорпуса, 3-й танковой армии и других частей, и соединений непрерывно пытались прорвать эту оборону и пробиться к Брянску.
В этих сражениях принимал участие и 2-й гв. кавкорпус генерала В.В. Крюкова. Кавалеристы ходили в рейды под Карачев, взрывали железные дороги и мосты. В тяжелейших боях августа 1943 года в районе Судимира и станции Озерская пробили первую линию немецкой обороны и освободили эти населенные пункты. В течении трех дней у деревни Кресты кавалеристы пытались прорубить вторую линию обороны и выйти к Брянску через Дятьково. Но проходящая по берегам реки Болвы, немецкая оборона устояла. Наши войска понесли огромные потери, задачу Ставки не выполнили. Брянский промышленный район освобожден не был. Наступление прекратилось, наступила пауза.
И тогда у командования Брянского фронта родился замысел обойти «Хаген» с севера и, прорвав там фронт, ввести в прорыв подвижную конно-механизированную группу 2-го гв. кавкорпуса и танковых соединений для действий в глубоком тылу немцев. В случае успеха этой операции, оборона Брянска и Бежицы должна была рухнуть. Главное в этой операции - стремительно выйти к Десне, захватить на её западном берегу плацдарм, перерезать железную дорогу и пути отступления немцев. Сталину дважды докладывали план этой операции, но он считал его рискованным и поэтому не сразу дал на него согласие. Однако после детального изучения генштабом, Ставка этот план, названный «Суворов», утвердила. 20-го августа 2-й гв. кавкорпус в составе 3-й гв. Краснодарской, 4-й гв Ставропольской кавалерийских и 20-й горно-кавалерийской дивизии получил приказ на передислокацию. За две ночи из района Дятьково конники прошли более 120 км и сосредоточились в лесах в 30 км севернее Кирова. Пришло новое пополнение, в основном из госпиталей. Ставропольский край направил в дивизии корпуса маршевые эскадроны казаков-добровольцев. Танковые полки дивизий получили новую технику, в основном Т-34. В состав корпуса вошли дивизионы «Катюш», резко увеличилось количество зенитных батарей.
В конце августа от каждой дивизии по предполагаемым маршрутам наступления ушли разведгруппы. Большая часть из них не вернется, погибнет при переходе линии фронта, в боях с карателями, охраной железной дороги и гарнизонами. Но задачу разведчики выполнят. Им потребуется чуть больше недели, чтобы разведать обстановку, собрать сведения о противнике от Кирова до Десны. Последняя из разведгрупп 4-й гв. Ставропольской дивизии дошла до Жуковки. Обнаруженная немцами группа в количестве 8 человек несколько часов отбивалась в водонапорной башне, а затем пошла на прорыв. Вырвались только трое раненых. Те сведения, которые они передали по рации, оказали потом неоценимую помощь при взятии Жуковки. В глубокой тайне закончилась подготовка к наступлению. Утром 7-го сентября 1943 года из района Кирова начали наступление войска 50-й армии. К 18.00 при поддержке танков и авиации немецкая оборона была прорвана.
И в образовавшуюся брешь устремились кавалерийские части корпуса. Около 20 тысяч казаков, танковые, самоходные, артиллерийские полки, части зенитной и противотанковой артиллерии, дивизионы «катюш», сотни пулеметных тачанок ринулись в образовавшуюся пятикилометровую горловину. Вся артиллерийская прислуга немецких батарей, стоявшая в глубине обороны, была вырублена.
Используя внезапность, кавалерийская лавина влетела на станцию Бетлица, разгромив на её путях эшелоны с боеприпасами и следовавшим на фронт немецким пополнением. Устремившиеся к месту прорыва немецкие механизированные колонны горели, попадая в засады лихих казачьих разъездов на лесных дорогах. В первые сутки прорыва были уничтожены все линии связи противника. Привыкшие иметь дело только с партизанами охранные батальоны при виде массы кавалерии и танков редко оказывали сопротивление. Сдавались в плен или разбегались по окрестным лесам. Только немецкая авиация днем и ночью бомбила непрерывно. Десятками, прорываясь сквозь зенитные огонь, налетали бомбардировщики, сея смерть.
На второй день наступления, чтобы сдержать кавалеристов, два десятка немецких бомбардировщиков сбросили сотни контейнеров с жидким фосфором. Забушевали лесные пожары, преграждая путь кавалеристам. Но наступление продолжилось. Выполняя приказ Ставки, корпус торопился к Десне. Немецкое командование быстро осознало, что с выходом в тыл мощной конно-механизированной группы, за которой устремились и стрелковые части 50-й армии, создается реальная угроза окружения всей их группировки. Во избежание этого, войска противника получили приказ уходить с линии «Хаген». С заболоченных берегов р. Болвы от Людиново до Брянска началось их грандиозное отступление. Бросая тяжелое вооружение и технику, склады и даже госпитали, немецкие дивизии в спешке снимались с обжитой обороны, стремясь уйти за Десну. Но было уже поздно. Части 20-й горно-кавалерийской, 3-й гв. Краснодарской кавдивизий переправились через Десну, захватили на ее западном берегу Олсуфьевский аэродром, станцию Рековичи, несколько населенных пунктов. Во многих местах была взорвана железная дорога Брянск-Смоленск. Скопившиеся на перегонах десятки эшелонов с грузами достались впоследствии нашим наступающим войскам. 10 сентября эскадроны 4-й гв. Ставропольской кавдивизии внезапно появились в Гришиной Слободе. В сабельной атаке казаки взяли это село и при поддержке танков устремились по большаку на Жуковку. В коротком ожесточенном бою Жуковка была освобождена, захвачены огромные трофеи на станционных складах. В тылу у немцев образовался наш плацдарм шириной восемь по фронту и глубиной пять километров, закрывший пути отступления немцам. Цель задуманной операции - выйти на Десну, перерезать железную дорогу Брянск-Смоленск, перехватить пути отхода частям противника была выполнена. С фронта наступала 3-я армия генерала Горбатова А.В, 11-я армия генерала Федюнинского И.И, 69-я армия генерала Колпакчи В.Я. В тылу у немцев действовал кавалерийский корпус. Брянская группировка противника оказалась под угрозой окружения.
Чтобы ликвидировать сложившуюся ситуацию, командование 9-й армии противника решило обрушить удар на прорвавшийся 2-й гв. кавкорпус и открыть дорогу на запад к переправам через Десну. Начались кровопролитные бои. Со стороны железной дороги наседали охранная, штурмовая, танковые дивизии, с востока напирали отступавшие с «Хаген» немецкие части. На реке Каменка им удалось отсечь от кавалеристов стрелковые части 50-й армии. В тяжелейших боях пришлось оставить Жуковку и Гришину Слободу. В нескольких местах немецкие части прорвались к Десне с запада, разрезав плацдарм. В самый критический момент на помощь окруженным кавалеристам пробились части 108-й стрелковой дивизии и партизанской Рогднегенской бригады. 5 дней в междуречье Десны и Ветьмы гремели бои. По 8 атак за день отбивали кавалеристы и пехотинцы, не давая соединиться немецким частям. Редели казачьи эскадроны, боеприпасы заканчивались. Понимая, в каком положении оказался 2-й гв. кавкорпус, был дан приказ «Ни шагу назад», а войскам 50-й армии - любой ценой пробиться к окруженным конникам. И шли на помощь части 369-й, 413-й, 283-й, 110-й дивизий, танковые бригады. Над полем боя непрерывно висели наши штурмовики, уничтожая немецкую технику. К вечеру 15 сентября противник предпринял генеральное наступление силами 55-го армейского корпуса. Но теснимый войсками Красной армии с востока и стоящими насмерть кавалеристами, немецкий корпус оказался полностью разгромлен. Наши войска соединились. 17-го сентября 1943-го года с освобождением Брянска и Бежицы закончилась операция «Суворов», огромную роль в которой сыграл 2-й гвардейский кавалерийский корпус генерала В.В. Крюкова.

18 июля 1943 года, в разгар Курской битвы, поступил приказ Ставки Верховного Главнокомандования о передаче 2-го кавкорпуса в состав войск Западного фронта. За шесть ночных переходов полки дивизии прошли свыше двухсот километров и сосредоточились за боевыми порядками войск 11-й гвардейской армии. К этому времени войска Западного и Брянского фронтов овладели Мценском и Болховом — сильнейшими опорными пунктами противника на подступах к Орлу. Части 16-го гвардейского стрелкового корпуса генерала Федюнькина, действовавшие на левом крыле Западного фронта, развивая наступление по болотистым массивам Еленского леса, стремились перерезать железную дорогу и шоссе Карачев — Орел. На подступах к этим важнейшим коммуникациям противника завязались упорные бои. Выполняя приказ командующего фронтом генерал-полковника В. Д. Соколовского, генерал Крюков решил 3-й и 4-й гв. кавалерийскими дивизиями корпуса перерезать Жиздринский большак и захватить Брянский железнодорожный узел, расположенный на восточном берегу Десны; вводом из-за левого фланга корпуса резервной дивизии овладеть городом Карачев. Утром 27 июля 4-я гвардейская кавалерийская дивизия вышла на опушку леса и повела наступление. Гитлеровцы окопались за извилистым лесным ручьем и упорно обороняли деревню. Продвигаясь вперед, эскадроны вышли к речке Обельна, на западном берегу которой снова засел противник. В полосе наступления левофлангового 15-го гвардейского кавалерийского полка (подполковник Смирнов) движение даже пешеходов стало невозможным: люди проваливались в болото по пояс. Командир дивизии генерал Панкратов приказал командиру полка поддержать всеми своими огневыми средствами наступление соседа, из-за правого фланга дивизии которого вводился в бой в новом направлении резервный 16-й гвардейский кавалерийский полк. Сосредоточив северо-восточнее Карачева танковую дивизию «Великая Германия», 296-ю пехотную и 707-ю охранную дивизии, немецко-фашистское командование решило разгромить группу советских войск, создавших угрозу коммуникациям его орловской группировки. 28 июля командующий фронтом изменил задачу коннице, приказав генералу Крюкову вместе с частями генерала Федюнькина разгромить группировку противника в районе Карачева, а частью сил разрушить железную дорогу между Карачевом и Брянском. В набег были выделены 11-й (полковник Аристов) и 16-й (полковник Агеев) гвардейские кавалерийские полки дивизии. В 4 часа 31 июля над Жиздринским большаком взвились сигнальные ракеты. Загрохотали советские орудия. Эскадроны дивизии подобрались вплотную к большаку и, как только смолкли орудийные залпы, бросились в атаку. Они перебили больше сотни солдат и офицеров противника, с хода перемахнули через большак и завязали бой в окопах по ту сторону. Артиллерия перенесла огонь, окаймив фланги прорыва. Главные силы кавполков, двигавшиеся за головными отрядами, начали переходить большак. Откуда-то из глубины ударили шестиствольные минометы врага. Осколком мины был убит командир 16-го кавполка полковник Яков Прокофьевич Агеев. Командир 11-го кавполка полковник Аристов объединил командование полками. Было решено уходить в глубь Брянских лесов по назначенным маршрутам. Вражеские разведывательные самолеты все время кружились над лесом, но обнаружить конницу не могли. Двигаясь без дорог, по компасу, полки прошли около пятидесяти километров и сосредоточились близ железной дороги. Темной августовской ночью первый эскадрон вышел к железнодорожному полотну. Огромной глыбой впереди высился объект атаки — бронепоезд, прикрывающий подступы к железнодорожному мосту через небольшую речку. Полковник Аристов приказал поджечь поезд. Еще до рассвета эскадроны двинулись в обратный путь, с боем прорвались через Жиздринский большак и присоединились к своей дивизии. В середине августа 1943 года войска Брянского фронта, которые должны были овладеть городами Бежица и Брянск, подошли к вражескому оборонительному рубежу, проходившему в 8–15 километрах восточнее реки Болвы. Второй рубеж обороны противника был построен по командующим высотам западного берега Болвы, от Погоста до Бежицы. Командующий фронтом генерал армии М. М. Попов приказал 2-му гвардейскому кавалерийскому корпусу нанести удар в направлении Хвастовичи, Любохна, форсировать реку Болву и развивать наступление на Бежицу и Брянск с северо-востока. Ночью конники переправились через болотистую речку Рессета и начали преследовать отступающего противника. 16 августа авангарды 3-й и 4-й гвардейских кавалерийских дивизий с хода овладели железнодорожными станциями Озерская и Судимир, вышли к шоссе Жиздра — Бежица и установили соприкосновение с частями 134-й немецкой пехотной дивизии, занимавшими оборону. В бой втянулись главные силы дивизии. Противник упорно оборонялся. Наступление конников протекало крайне медленно. Танки не могли маневрировать по заболоченным низинам и отстали, артиллерия тоже продвигалась с трудом. В полосе обороны противника удалось обнаружить стык между опорными пунктами Кресты и Стайки. Командир корпуса генерал Крюков решил нанести главный удар в этом направлении. Он приказал объединить все танковые полки корпуса, подчинить их командиру 4-й гв. кавдивизии генералу Панкратову и прорвать вражескую оборону. Действия танков обеспечивались десятиминутным артиллерийским огнем. С утра 17 августа наступление началось. Танковые полки двумя эшелонами устремились на вражескую оборону. По выходе из леса танки попали под сильный огонь артиллерии противника и крупных сил авиации. Танковые полки, неся большие потери на минных полях, постепенно возвращались в лес. Спешенные кавалерийские полки окружили батальон 439-го гренадерского полка. Противник бросил в атаку два батальона с танками, и конники отошли на исходные позиции. На следующее утро все части корпуса перешли в наступление в семикилометровой полосе от Кресты до Калинине, но прорвать главную полосу обороны врага не смогли. Только на левом фланге наступления корпуса части 20-й кавалерийской дивизии овладели узлами сопротивления Стайки и Калинино и удержали их, отбив несколько контратак противника. Попытка противника задержать наступление советских войск в жиздринско-карачевском районе потерпела крах. Понеся серьезные потери, гитлеровские войска под ударами Советской Армии откатились на сильные оборонительные позиции, прикрывавшие с востока район городов Бежицы и Брянска. Как только нашему командованию стало известно, что рубеж рек Болвы и Десны с востока сильно укреплен, а местность стесняет маневр войсковых масс и ограничивает эффектное использование подвижных соединений для развития успеха, Ставка Верховного Главнокомандования приказала прекратить фронтальное наступление. Брянскому фронту было приказано наносить главный удар из района Кирова. Это давало возможность обойти с севера сильные укрепления противника на Болве и Десне, избавляло от необходимости форсировать Болву и создавало угрозу глубоким тылам всей вражеской группировки, оборонявшейся в районе Бежицы и Брянска. 2-й гвардейский кавалерийский корпус, в состав которого входила дивизия, получил ближайшую задачу: прорваться в район Бутчино, Вороненка, отстоявший на тридцать километров от линии фронта, и отрезать гитлеровским войскам, оборонявшимся на участке Киров, Людиново, пути отхода на запад. К рассвету 7 сентября 1943 года части дивизии сосредоточились в исходном районе — Семирева, Воронцово, Ковалевка. Согласно боевому приказу 4-я и 3-я гвардейские кавалерийские дивизии должны были перейти в наступление в направлении Хотожка, Михайловский, пройти через боевые порядки пехоты, уничтожить противника и к исходу дня выйти в район Гуличи, Вороненка, Бутчино; 20-я кавалерийская дивизия наступала за боевыми порядками гвардейских дивизий. Полки 4-й гвардейской кавалерийской дивизии, двигавшиеся в правой колонне корпуса, поравнялись с частями 369-й стрелковой дивизии генерала Хазова, залегшими на берегу Хотожки. Около 19 часов четвертый эскадрон 16-го гвардейского кавалерийского полка (подполковник Горобец) подошел к деревне Красниково. 15-й гвардейский кавалерийский полк при подходе к хутору Михайловскому попал под огонь окопавшегося там противника. Головная застава спешилась и вступила в перестрелку. 16-й и 15-й гвардейские кавалерийские полки вклинились во вражескую оборону, пересекли линию железной дороги Рославль — Сухиничи и скрылись в сосновом лесу западнее станции Бетлица. 11-й гвардейский кавалерийский полк и штаб дивизии следовали на удалении двух — трех километров от головных полков и при их атаке оторвались от первого эшелона. Противник после прорыва главных сил дивизии через линию железной дороги успел закрепиться на рубеже Михайловского и Бетлицы, встретив подошедшую уже в темноте колонну 11-го гвардейского кавалерийского полка огнем. После нескольких неудачных попыток прорваться, потеряв связь с первым эшелоном, командир дивизии генерал Панкратов приказал полку выйти из боя, сосредоточиться в лесу и выслать разъезды для связи с головными полками. Дивизия прекратила марш и провела ночь на месте, проникнув в глубину обороны противника на 15 километров. Ввод 2-го гвардейского кавалерийского корпуса в прорыв начался около 18 часов 7 сентября. Кавалерия имела светлого времени четыре — пять часов, а задача первого дня наступления предусматривала 30–35-километровый бросок с до прорывом вражеской обороны совместно с стрелковыми дивизиями. В результате активных действий противника, командир 4-й гвардейской кавалерийской дивизии потерял управление частями своего первого эшелона и не мог использовать его успеха. Командир 3-й гвардейской кавалерийской дивизии тоже не смог протолкнуть свои головные полки, часто спешивавшиеся и избегавшие маневрирования в конном строю. Командир корпуса не смог вывести свои дивизии на оперативный простор. В результате 2-й гвардейский кавалерийский корпус задачу первого дня наступления не выполнил. Путь на оперативный простор был прегражден вражескими резервами, сосредоточивавшимися в районе станции Бетлица. В свете этих событий командующий фронтом приказал командарму Болдину энергично развивать наступление, а кавалерийскому корпусу поставил задачу захватить плацдарм на западном берегу реки Десны в районе Энергия и Троицкое. Кавалерийские разъезды ночью установили, что в районе станции Бетлица сосредоточились два батальона 254-го гренадерского полка 110-й пехотной дивизии и остатки 321-й пехотной дивизии врага. Пленные показывали, что немецко-фашистские войска начали общий отход со своих позиций на западном берегу р. Болвы. В 24 часа 7 сентября генерал Крюков приказал генералам Ягодину и Панкратову окружить и ликвидировать группу противника в районе Бетлицы и продолжать выполнять свою задачу. Ночью кавалерийские дивизии корпуса занимали исходное положение. Первыми сблизились с противником эскадроны 9-го гвардейского кавалерийского полка 3-й дивизии, наступавшие с северо-востока. Они с хода бросились в атаку, но, встреченные сильным огнем, залегли. С северо-запада к станции подошли эскадроны 11-го гвардейского кавалерийского полка (полковник Аристов). С юго-запада из леса двинулись эскадроны 15-го гвардейского кавалерийского полка, отрезая противнику кратчайший путь отхода к Десне. Оттуда же вырвались танки, прошли через цепи спешенной конницы и устремились к станции. Части 4-й гвардейской кавалерийской дивизии пошли в атаку. Гитлеровцы бросились было к югу, но навстречу показались спешившиеся эскадроны и танки. В этом бою кавалеристы захватили четырнадцать орудий, тридцать три пулемета, три эшелона с различными грузами, шесть воинских складов, много других трофеев. Конница вырвалась на оперативный простор и устремилась к Десне. Части 339-й и 110-й немецких пехотных дивизий, бросив обозы, значительное количество материальной части и даже несколько полевых госпиталей с ранеными солдатами и офицерами, поспешно отходили на юго-запад. Их авангарды наткнулись на марше на кавалерийские колонны корпуса, также спешившие к Десне, и были отброшены обратно за реку Ветьма. К исходу дня обе вражеские дивизии сосредоточились в глухом лесу близ Бытоша. От села Иночка в этом же направлении отходили части 296-й немецкой пехотной дивизии, оборонявшиеся по реке Болве еще южнее. 55-й немецкий армейский корпус не смог прорваться на западный берег Десны по кратчайшей дороге на Хотмировскую переправу, уже перехваченную нашей конницей, и теперь намеревался отходить к переправам, лежащим южнее, на участке от Старое Хотмирово до Владимировки. Командующий фронтом решил изменить направление удара конницы и бросить ее для захвата плацдармов за Десной не в районе Энергии, Троицкого, так как этот район уже остался в стороне от основных путей отхода противника, а значительно южнее — в районе железнодорожной магистрали Брянск — Смоленск. При успешном выполнении этой задачи советские войска окончательно лишали противника возможности организовать оборону на Десне до самого Брянска, срывали вывоз гитлеровцами ценного оборудования брянско-бежицкого промышленного района и создавали предпосылки для окружения 55-го армейского корпуса в лесных массивах междуречья Ветьмы и Десны. В ночь на 9 сентября 2-му гвардейскому кавалерийскому корпусу была поставлена задача: выйти к Десне, отрезая пути отхода противника к переправам у Троицкого и Владимировки, захватить плацдарм на западном берегу реки, перерезать железную дорогу Брянск — Смоленск и удерживать плацдарм до подхода пехоты. 4-я гв. кавдивизия, составляя второй эшелон корпуса, получает приказ сосредоточить главные силы в левой колонне с готовностью развить действия головных дивизий. В течение дня 9 и в ночь на 10 сентября 1943 года головные кавалерийские дивизии корпуса несколько раз вступали в бой, отражая попытки вражеских колонн прорваться к Десне. 10 сентября 1943 года на третьи сутки после ввода в прорыв, 2-й гвардейский кавкорпус продвинулся в оперативной глубине противника более чем на семьдесят километров. Корпус отрезал пути отхода трем вражеским дивизиям, вышел на восточный берег Десны и навис над железнодорожной магистралью Брянск — Смоленск в глубоком тылу Бежицы и Брянска. Гитлеровцы, заняв сильным заслоном северный берег реки Каменки, в свою очередь отрезали конногвардейцев от главных сил 50-й армии и отбивали попытки стрелковых частей прорваться на соединение с конницей. В полдень 10 сентября главные силы 2-го гвардейского кавалерийского корпуса сосредоточились на восточном берегу Десны. 4-я гвардейская кавалерийская дивизия сосредоточивалась в лесу у колхоза «Прогресс» в готовности развить успех первого эшелона корпуса. Части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса приступили к приготовлению форсирования Десны. 11 сентября 11-й гвардейский кавалерийский полк с танками переправился через реку Ветьма, уничтожил роту противника и захватил Гришину Слободу. Перед четвертым эскадроном была поставлена задача отрезать противнику пути отхода на станцию Клетню. Второй и третий эскадроны, каждый со взводом танков, получили приказ атаковать Жуковку с севера и с востока. Полковая батарея открыла огонь по станции. Там поднялась суматоха. В поселок ворвались танки, а за ними полковник Аристов с первым эскадроном в конном строю. Гитлеровцы метнулись на Клетненский большак, попали под огонь четвертого эскадрона, шарахнулись обратно. Их встретили танки и спешенные эскадроны. Ночной бой продолжался два часа два. Путь на Клетню для вражеских поездов был перерезан. На перегонах между Брянском и Жуковкой осталось свыше тридцати эшелонов с грузами. Все они впоследствии были захвачены нашими наступающими войсками. Удар 2-го гвардейского кавалерийского корпуса по вражеским тылам поставил под угрозу срыва план гитлеровского командования организовать оборону на рубеже реки Десны северо-западнее Брянска. В связи с этим противник предпринял решительные меры, чтобы восстановить положение и вывести из окружения части 55-го армейского корпуса. На рассвете 12 сентября гитлеровцы перешли к активным действиям, имевшим целью отбросить наши части, переправившиеся на западный берег Десны в районе Рековичи, восстановить движение по железнодорожной магистрали Брянск — Смоленск и прорваться из района Бацкино к переправам через Десну у Троицкого и Владимировки. Командир корпуса был вынужден отвести на север по одному полку из первого эшелона кавалерийских дивизий. 12-й гвардейский кавалерийский полк и мотострелковый батальон 29-й танковой бригады были подчинены командиру 4-й гвардейской кавалерийской дивизии. Положение 2-го гвардейского кавалерийского корпуса было весьма серьезным. Главные силы — 20-я и 3-я гвардейская кавалерийские дивизии со всеми корпусными артиллерийскими и минометными частями — перешли к обороне фронтом на юго-запад, юг и юго-восток. Противник, удерживая железнодорожный мост через Десну, вклинился в боевые порядки 3-й гвардейской кавалерийской дивизии. Части 4-й гвардейской кавалерийской дивизии также перешли к обороне фронтом на восток и север. Полоса обороны корпуса была почти круговой и достигала 50–60 километров. Противник окончательно отрезал кавалерийский корпус от главных сил 50-й армии, сильными заслонами преградил путь на юг 238-й и 108-й стрелковым дивизиям и сосредоточивал свои части, готовя прорыв к переправам через реку Десну в районе Троицкого и Владимировки — через район, занятый нашей кавалерией. Генералу Болдину было известно, что противник сосредоточивает крупные силы для удара по кавалерии, охватывая ее расположение с трех сторон. В ночь на 11 сентября он приказал 108-й стрелковой дивизии под командованием полковника Теремова прорваться через вражеские заслоны и соединиться с кавалерийским корпусом. Военный Совет Брянского фронта подтвердил по радио приказ генералу Крюкову: упорно удерживать плацдарм за Десной до подхода пехоты и не дать противнику вырваться из окружения.

К рассвету 12 сентября немецко-фашистское командование сосредоточило в лесах южнее Фошни 296-ю пехотную дивизию. Перейдя в наступление, противник вынудил 11-й гвардейский кавалерийский полк отойти из Жуковки на западный берег реки Ветьмы. 4-я дивизия занимала самый ответственный участок обороны корпуса. Командир корпуса передал дивизии все наличные резервы. Дивизия получает приказ упорно обороняться, не допуская прорыва окруженной группировки противника к переправам через Десну у Троицкого и Владимировки. 14 сентября противник предпринял решительные попытки прорваться к Десне в направлении Троицкое. Командир дивизии пять раз бросал в контратаку эскадроны 11-го гвардейского кавалерийского полка. Они отбросили пехоту, перешли к обороне в стыке полков первого эшелона и отбили еще две атаки. Гитлеровцы приостановили наступление и начали подтягивать резервы. Артиллерия вела интенсивный огонь по нашему расположению. Чувствовалось, что противник напрягает последние усилия, готовится к решающей атаке. Кольцо советских войск продолжало сжиматься. Артиллерия простреливала перекрестным огнем небольшой участок леса, на котором метались остатки гитлеровских дивизий. Эскадрильи самолетов бомбили и штурмовали расположение противника. Войска 50-й армии форсировали речку Каменку. Им оставалось пройти всего восемь километров до оборонительных позиций кавалерии. Войска 3-й армии переправились через реку Ветьму, захватили Бацкино, Ивановичи и развивали наступление на запад. Противник напрягал последние усилия. За день вражеские дивизии предприняли четырнадцать атак, потеряли восемнадцать танков и штурмовых орудий, но прорваться через расположение гвардейцев-кавалеристов так и не смогли. 12-й и 16-й гвардейские кавалерийские и 837-й стрелковый полки перешли в контратаку и восстановили свое положение. С утра 15 сентября по всему фронту наступления советских войск загремела артиллерийская канонада. Стрелковые дивизии продолжали гнать остатки 55-го немецкого армейского корпуса на позиции конницы. Около полудня части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса соединились с наступающими войсками 50-й армии. Лишь отдельным частям 110-й и 339-й пехотных дивизий без материальной части удалось вырваться из окружения. Брянские леса стали могилой главных сил 55-го армейского корпуса. 17 сентября войска 11-й армии овладели городами Брянск и Бежица, превращенными гитлеровцами в сильнейшие узлы обороны на рубеже реки Десны. Наступление Советской Армии приобретало все более широкий размах. Перешли в наступление войска Калининского фронта, овладевшие Духовщиной, Демидовом, Рудней. Войска Западного фронта освободили Смоленск и Рославль. Войска Брянского фронта овладели Унечой, войска Центрального фронта — Новозыбковом. Группа вражеских армий «Центр» была выбита из района Бежицы и Брянска, с сильных оборонительных позиций по рекам Болве и Десне и поспешно отходила на рубеж рек Проня и Сож, к верхнему течению Днепра. В ночь на 19 сентября части дивизии начали преследование противника. Командующий фронтом приказал коннице форсировать реки Ипуть и Беседь, сильными передовыми отрядами захватить плацдарм на западном берегу реки Сож, севернее Гомеля, и удерживать его до подхода стрелковых соединений. Полки дивизии форсированным маршем совершили семь ночных переходов по бездорожью Брянских лесов. Дивизия генерала Панкратова по приказу командира корпуса двигалась форсированным маршем из района Клинцы к переправе через Ипуть у Стар. Бобовичи. В ночь на 28 сентября конница переправилась через Ипуть. Лошадей расседлывали и перегоняли вплавь. Седла и вооружение перевозили на найденных рыбачьих лодках. Весь автотранспорт, обозы, артиллерия на механизированной тяге остались на восточном берегу. В ночь на 4 октября части 4-й Орловской стрелковой дивизии переправились через р. Сож и сменили конницу. 2-й гвардейский кавалерийский корпус был передан в состав Центрального фронта и получил приказ сосредоточиться на восточном берегу Днепра, южнее устья реки Сож. В ночь на 21 октября дивизия в составе 2-го гвардейского кавкорпуса выступила к днепровским переправам. Кавалерийские колонны проходили через мосты, вытягивались на западный берег Днепра, двигались на запад, проходя через боевые порядки наступающей пехоты. В авангарде правой колонны корпуса двигались эскадроны 15-го гвардейского кавалерийского полка под командованием подполковника Смирнова. Полк шел переменным аллюром. Разъезды ушли вперед, донесений от них не поступало. Головная походная застава подошла к раскинувшейся на большой поляне полу сожжённой деревне. Из развалин, словно обгоняя друг друга, застрочили пулеметы. Несколько лошадей упало. Застава отошла в лес. Разгорелся бой. Кавалеристы дивизии изрубили до сотни гитлеровцев, захватили два орудия, десять пулеметов и овладели выходами из лесного дефиле. На выделенном абзаце хочется остановится и проанализировать. Во-первых, после 21 октября, во-вторых 15-й гвардейский кавалерийский полк, в-третьих полу сожжённая деревня, в-четвертых лесной массив. С большой степенью вероятности описан бой у деревни Вазон, где погиб Салангин Семен Ильич 23.10.43года.