Беспалов

В сентябре 1941 года мы, четверо солдат, выехали из города Петропав­ловска, где находилась наша воинс­кая часть, в Алма-Ату, в распоряже­ние маршевого батальона, который формировался для обороны Моск­вы.

Мой сослуживец Николай Бебель ро­дом из Павлодара, Василий Сидоров - из Петропавловска, Петр Фелипьев - из Кокчетава, а я - из Щербактов. По прибытию на место нас зачислили в роту, и началась ускоренная подготов­ка. В один из октябрьских дней наш маршевый батальон походным поряд­ком направили на погрузку в вагоны. Поздним вечером - мы покинули преде­лы своей республики, с очень корот­кими остановками наш состав стреми­тельно понесся на запад... Миновали Урал, и чем дальше, тем заметнее было приближение к фронту. С наступлени­ем темноты жизнь в городах и селах словно замирала - ни огонька, ни зву­ка. До Москвы 120 километров! До нашей столицы рукой подать! Москва, Москва... Сколько о тебе наслышано, сколько прочитано... Как хочется уви­деть тебя, Белокаменная! Но, увы, Мос­ква погрузилась во мрак. Лишь прожек­торы полосовали ночное небо, бдитель­но следя за вражеской авиацией. Это было 5 ноября 1941 года.

Глубокой ночью на одном из полу­станков мы выгрузились и с похо­дом, без шума и огня, направились к линии передовой. Рассвет, привал до наступления темноты... Вот здесь мы впервые увидели ужасы войны. Ап­рельский завод грампластинок был разрушен немецкой авиацией до ос­нования. С наступлением темноты мы без огня заходили в блиндаж, там записывали наши данные. Вот здесь я надолго потерял своего единствен­ного земляка Николая Бебеля.

В это время под Москвой сложи­лась крайне тяжелая обстановка. Враг стремился к захвату столицы. На пределе своих сил и возможнос­тей мы сдерживали натиск против­ника. Ведь до Москвы было рукой подать! Гитлеровская пропаганда с пеной у рта трубила всему миру, что в бинокль рассматривает улицы Мос­квы. Маршал Жуков в своих "Воспо­минаниях и размышлениях" писал, что положение было крайне тяже­лым. Солдаты на пределе своих сил, стоя и на ходу спали, валились с ног от переутомления. А тут еще рок судьбы уготовил в тот год суровую зиму.

Наша передовая. По краю дремучего соснового бора змеей вились глубокие окопы. Впереди на сотни метров ог­ромная поляна. За ней темный лес - там засел враг. Самое трудное, мучи­тельное - преодолеть эту поляну, где - короткими перебежками, где - ползком. А колючий ветер пронизывает до кос­тей, поземка засыпает глаза. И у каж­дого в голове: скорее бы вернуться к себе, чтобы хоть немного отогреться.

В одну из ночей нас, человек 10-12, собрали в блиндаже. И поставили одну на всех задачу - во что бы то ни стало взять "языка", так как нашему коман­дованию позарез были нужны данные о враге. Мне часто приходилось ходить в разведку. Бывало, что мы возвращались с "добычей", а чаще всего с поте­рей своих солдат. И вот мы преодоле­ли поляну и углубились в лес. Вдвоем с лейтенантом успели продвинуться на приличное расстояние. И вдруг заме­тили, что не видим своих. В этот мо­мент раздалась автоматная очередь, как мне показалось, прямо над головой. А следом и длинные очереди слева и справа от нас. Услышал стоны лейте­нанта, его ранили, просит меня : "Я ранен, тащи меня, только не бросай...". А автоматы поливают нас огнем. Лей­тенант стонет все громче и громче. Я рукой прикрыл ему рот, шепчу: "По­терпи, мы под носом у немцев". На не­сколько минут все стихло. И вдруг у самых глаз большая вспышка пламени огня и страшный грохот. Наверное, фашисты бросили гранату. Потом опять воцарилась тишина. С огромным тру­дом я перенес лейтенанта за толстую сосну и побежал за подмогой. Как ока­залось, остальные разведчики, бросив нас, укрылись неподалеку, под обры­вом. Взял я с собой пять человек, при­вел их на место. Уже переползли че­рез замершую речушку, как вновь раз­дались автоматные очереди. Трех сол­дат ранило. Но мы все-таки доставили лейтенанта в расположение наших войск. К сожалению, он вскоре скон­чался. По прошествии стольких лет я до сих пор считаю свой поступок бла­городным и человечным. Находясь в таком критическом положении, я, восемнадцатилетний деревенский паре­нек, твердил себе: «Ни за что не остав­лю командира врагам!».

Последняя разведка боем закончилась для нас трагически. В полночь нас, че­ловек тридцать, собрали в блиндаже. По данным дивизионной разведки, но­чью должен был двигаться немецкий обоз. Нашей задачей было разгромить этот обоз и взять пленных. Мы залегли вдоль шоссе, в кустарниках. Мороз сто­ял лютый, да еще и ветер дул, все тело закоченело. Дело шло к рассвету, а обоз все не появлялся. Решили возвра­щаться. А как раз в это время один наш боец струсил, притаился в кустах и сдался в плен. По всему выходило, что надо было ждать беды. И она при­шла. Неделю было тихо. Ни с нашей, ни с вражеской стороны ни единого выстрела. И вдруг глубокой ночью со­дрогнулась земля. В один миг рвались десятки снарядов со всех видов ору­дий и минометов. Стоял страшный гул и грохот. Стонала и взрывалась мерз­лая земля. Падали вековые сосны. Па­дали убитые, стонали раненые. Воздух был синим от порохового, дыма, дышать было нечем. Захлебывались пу­леметы, трещали автоматы, неслись ог­лушающие крики: "Рус, сдавайс!". Со­противление было бесполезным, и мы отступили. И сейчас я с болью вспоми­наю этот бой. Ни ротное, ни батальон­ное командование не провели тогда со­ответствующей работы среди солдат по усилению бдительности. Откровенно го­воря, за все мое большое пребывание на передовой я ни разу не видел наше­го командира роты старшего лейтенан­та Бахметьева. Зато политрука роты там можно было увидеть в любое время суток. Это был кадровый офицер, стар­ший лейтенант, казах по национально­сти, фамилию его, к сожалению, не помню. Это человек был всем сердцем предан Родине. После отступления мы несколько су­ток бродили по лесу, искали выход к своим. В одну из ночей мы встретили группу советских солдат, их было че­ловек 60. Среди них был и мой зем­ляк Николай Бебель. Он мне поведал, что попал в минную роту, а Василий Сидоров - связным батальона. В эту же ночь мы вновь расстались, теперь уже надолго. Вскоре мы набрели на пере­довую какой-то дивизии. А, спустя не­сколько дней, произошло то, чего мно­гие и не ожидали. Наши войска по всем московским направлениям перешли в генеральное наступление. В ночь с 6 на 7 декабря я был ранен. Госпиталь, выздоровление. 14 судьба преподнес­ла мне сюрприз - я попал в маршевый батальон. Нас направили прямо в Ста­линград. Получилось, из огня да в по­лымя... Сталинград, Сталинград! Сколько о тебе написано, сколько рассказано. И поныне живущие участники войны с болью в душе вспоминают те горькие события. Я ничего не собираюсь рассказывать о том, что было тогда. Все точно, правдиво описано в книге Виктора Некрасова "В окопах Сталинграда". Там, в этой книге - истинная правда, все так, как было на самом деле. А во многих других изданиях написано, как должно было быть. Вот только один случай, он часто всплывает в моем сознании. Казалось бы, ничего особенного, а берет за душу. Был солнечный, теплый день, стояло относительное затишье. Я встал во весь рост, ощупал себя рукой и сам себе сказал: "Живой!". И в миг в сознании пронеслись родные лица матери, отца, сестры, увидел свое родное село, посмотрел на небо: "Бог мой, как хорошо на свете!".И в это же время откуда-то издалека доносится рокот самолетов и глухие разрывы бомб... Я был легко ранен. А вскоре и Сталинградская земля перестала стонать от разрывов снарядов, перестала литься человеческая кровь. Шестая немецкая армия со всеми своими потрохами сдалась в плен. И нашу 62-ую армию генерала Чуйкова, избитую, измученную тяжелейшими боями, перебрасывают под город Белгород для пополнения живой силой и техникой. В это же время ей присваивают другой номер. Она стала 8-ой гвардейской армией.

Закончилась кровавая, жестокая бит­ва на Курской дуге, которая нанесла окончательный разгром фашистской армии. Наша 8-ая гвардейская вела бои за освобождение Украины. Есть за Днепропетровском небольшая станция Незабудино. Я ее действительно никог­да не забуду... Живуч человек! После выздоровления участвовал в освобож­дении Польши. Дошел до реки Висла и тут меня свалил коварный, жестокий брюшной тиф. Разумеется, снова гос­питаль, лечение и выздоровление. День Победы у стен Берлина навсегда оста­нется в памяти нашей. Это событие нельзя выразить на бумаге, его можно только пережить. Сколько было радо­сти и ликования! Вино лилось рекой, рекой лились песни, пляски и ...слезы. Слезы радости, слезы от всех пережи­тых страданий, слезы счастья - конец войне, скоро родные края, встреча со своими близкими. И настали тяжелые послевоенные годы. Где вы сейчас, мои боевые товарищи? Живы ли, здоровы ли узбек Раушан Рустамов, украинец Петр Мирошниченко, армянин Мико­ян - родной племянник знаменитого Анастаса Ивановича Микояна, Николай Тибекин - прекрасный музыкант и за­певала, мой земляк Николай Бебель - балагур и весельчак, и многие другие... Однажды я рылся в книгах своей биб­лиотеки, перебирал письма, открытки и нашел газету, посвященную 55-ой годовщине Победы в Великой Отече­ственной войне. Там сообщалось об участниках военных парадов на Крас­ной площади разных лет. И вдруг чи­таю, привожу дословно, "Николай Корнеевич Бебель участник военного па­рада на Красной площади. Отсюда, с Красной площади, 9-го ноября 1941 года прибывшие на защиту столицы алмаатинцы ушли на передовую. За 306 дней Н.К.Бебель 25 раз ходил за ли­нию фронта. На его личном счету не­сколько захваченных "языков". Четы­режды ранен. Девять осколков до сих пор носит в своем теле. После войны более 30 лет работал в локомотивном депо Павлодара, откуда и уходил на фронт". Дорогой мой боевой товарищ! Я рад за тебя, что ты жив и здоров, хоть и дают о себе знать фронтовые болячки. Желаю тебе здоровья и дол­гих лет. Желаю встретить 60-ую годов­щину Великой Победы в полном здра­вии! Желаю встречи!

Дорогая редакция, все, что изложе­но в моих воспоминаниях - это моя правда о войне. Я ничего не уменьшал, и уж тем более не приукрашивал, не преувеличивал геройства, что за исте­чением срока давности могло бы сой­ти за действительность. А это, к сожа­лению, иногда в наше время имеет ме­сто быть.

 Г. БЕСПАЛОВ, участник Великой

Отечественной войны, г. Аксу